Читаем Воспоминания о Ф. Гладкове полностью

Куйбышевское отделение Союза писателей и газета «Волжская коммуна» 1 июня устроили встречу коллектива сотрудников газеты и писателей-куйбышевцев с членами писательских бригад. Интересно рассказывал на этой встрече Новиков-Прибой историю создания своей «Цусимы». О том, как писались «Энергия» и «Березовая роща», говорил Федор Васильевич.

Хотя свободного времени у нас было мало, Федор Васильевич постарался ознакомиться со всеми достопримечательностями Куйбышева, и прежде всего с Домом-музеем Ленина, в котором Владимир Ильич провел самарские годы жизни. С особенным интересом слушал Гладков рассказ о «делах», которые вел в Самаре помощник присяжного поверенного Владимир Ульянов.

2 июня мы выехали пароходом в Саратов. Еще в дороге, перебирая куйбышевские, особенно чапаевские впечатления, мы завели разговор об отставании культуры быта от культуры труда. Григорий Александрович и я считали такое явление законным, Федор Васильевич горячо возражал против наших аргументов. Вспоминая строительство Днепровской гидростанции и его начальника Александра Васильевича Винтера, он говорил: «Вот руководитель ленинского стиля. Параллельно строительству плотины возводил рабочий поселок. Озеленение улиц считал таким же важным, как бетонирование. И какой приятный город вырос на берегу Днепра, из него уезжать не хотелось. Конечно, будет культурным и Чапаевск, но сколько пройдет лет, пока здесь будет радостно жить».

В Саратове Федора Васильевича, как земляка, встретили с особым радушием. Уже на пристани его приветствовали представители городского Совета и горкома партии. Устроили большой вечер в горпарткабинете, где собралась интеллигенция города. Вспоминая саратовские выступления — а их было не меньше, чем в Куйбышеве: в Доме Красной Армии, в университете, на заводах, — я могу сказать, что все они прошли под знаком «Березовой рощи». Федор Васильевич как-то особенно энергично говорил о счастье «украшения земли», о том, насколько прав был Чехов, требовавший, чтобы каждый человек посадил хотя бы одно дерево. Казалось, что с аудиторией говорит сошедший со страниц «Березовой рощи» Мартын Мартынович, посвятивший всю свою жизнь «зеленому другу».

Из Саратова мы с Санниковым 10 июня вернулись в Москву. Федор Васильевич поехал в Астрахань, где и застало его 22 июня.


IV


Я встретился с Федором Васильевичем в конце июля или в начале августа 1941 года, когда фашистские орды уже топтали поля Смоленщины, приближались к Украине и Днепру. Встреча произошла в коридоре Союза писателей на улице Воровского, 52. Гладков торопился на какое-то заседание. Я заметил, что он как-то сразу постарел, в волосах прибавилось седины. «Ну вот, помните мою беседу с командирами и бойцами, — сказал он мне. — Началось и действительно вполне неожиданно. Даже в отпусках многих военных застало. Зато немцы и воспользовались, далеко продвинулись. Но все равно планы их блицкрига уже провалились. За Украину страшно обидно. Солоно нам придется, но выдержим...» Узнав, что я договариваюсь с Совинформбюро о том, чтобы писать в заграничную прессу, он одобрил такую работу: «Про нас врали много, вот хоть теперь пускай правду узнают». Сам он вскоре уезжал в Свердловск, откуда в сентябре начал присылать свои очерки и рассказы.

До 21 июня 1943 года — то есть почти два года — я не видел Федора Васильевича, препятствием были и расстояния, и работа. Будучи в эвакуации в Куйбышеве, я, конечно, читал его произведения в журналах, следил за его передачами по радио, ведь радио было тогда важнейшим средством общения. В сентябре 1942 года я смог уже вернуться в Москву, где стал корреспондентом антифашистского комитета советских ученых и славянского комитета. После Сталинградской победы надежда на разгром фашистов сменилась уверенностью. Весной 1943 года тронулись в столицу писатели-москвичи (я разумею тех, которые были в эвакуации), приехал из Свердловска и Федор Васильевич. 21 июня ему исполнилось 60 лет, правительство наградило его орденом Трудового Красного Знамени, и в Союзе писателей отпраздновали его юбилей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное