Чаковский это сделал первым. Он воздал должное и военным заслугам Жукова, восстановив его полководческую репутацию после жестокой и вероломной хрущевской опалы. Написанная ярко, темпераментно, талантливо, да еще внутренне полемично, «Блокада» получила признание и читательское, и официальное. Александру Борисовичу была присуждена Ленинская премия. Многие годы она была в числе книг, самых популярных во всех слоях общества. Не приняли «Блокаду» лишь те, кто стали потом активом «перестройки», разрушения страны. Эти сразу окрестили Чаковского сталинистом, что в их устах было худшим ругательством, и недоброжелательствовали ему где и в чем могли.
Работа над «Блокадой», а затем над сценарием по ней заняла у Александра Борисовича много лет, пришедшихся на наиболее плодотворные в творческом отношении годы. В дальнейшем он написал политический роман (опять первым) «Победа», прелестную лирическую повесть о последнем годе жизни Рузвельта «Неоконченный портрет», повесть «Нюрнбергские призраки», выпустил сборник своей публицистики «Литература, политика, жизнь».
Мне пришлось быть свидетелем того, как А.Б.Ч. строил свой творческий процесс. На самом первом этапе, этапе замысла он многократно советовался с членами редколлегии «Литгазеты» – людьми, много знающими, творческими, искушенными и в литературе, и в конъюнктуре. Затем начиналось изучение исторического материала. Чаковский встречался с участниками событий, которые предстояло описать, читал мемуарную литературу, знакомился с документами. В их подборе, отыскании ярких деталей ему помогал один из редакционных уникумов – Валентин Александрович Островский, человек редкой эрудиции, владевший 14 языками.
Когда материал был собран, Чаковский приступал к написанию книги. В первых числах июля уезжал в писательский дом творчества в Юрмале и два месяца работал, не разгибаясь. Выходило 100–120 страниц. Часть текста он печатал на машинке, часть диктовал и писал от руки. Его рукописи выглядели весьма оригинально. К каждому листу Чаковский приклеивал слева еще один лист для вставок и обычно заполнял его полностью.
Строго через два месяца положенного творческого отпуска А.Б.Ч. возвращался в редакцию и отдавал текст своему секретарю в перепечатку. Потом его читали и обсуждали члены редколлегии, после чего следовала окончательная авторская доработка. На этом ставилась точка. Главный редактор возвращался к своим многочисленным редакционным и общественным обязанностям.
В какой же водоворот страстей он попадал! Писательское сообщество – совершенно особое. Большинство писателей по сути своей эгоисты и индивидуалисты, «центропупы», как выражались в литературной среде. Недоброжелательство к коллегам, зависть, сплетни, борьба групп и группировок достаточно широко распространены. Думаю, для того существовали серьезные объективные предпосылки. Советская власть создала писателям благоприятнейшие условия для творчества, каких никогда не было ни в одной стране. Членство в Союзе писателей или даже в Литфонде, а позже и в Московском группкоме литераторов создавало правовое основание не состоять на штатной работе: считалось, что творчество – это и есть работа. Что в отношении настоящих писателей абсолютно справедливо. Но настоящих-то никогда не было более ста, может быть, двухсот-трехсот, а в Союзе состояло 10 тысяч. Всех их обеспечивали бесплатными путевками в дома творчества, поддерживали ссудами, авансами, оплаченными «внутренними» (т.е. не для публикации) рецензиями на произведения собратьев по перу. Союз писателей СССР и республиканские союзы имели свои журналы, газеты, издательства. Были свои поликлиники, дачные поселки, жилые дома. Волей-неволей большинство писательской братии постоянно варилось в собственном соку. Как тут не быть сплетням и интригам? Особенно когда распределялись государственные премии (это решалось в основном руководством СП СССР), награды, квартиры, дачи.
Чаковского, «литературного генерала», как тогда называли секретарей СП и редакторов писательских изданий, многие писатели, мягко говоря, недолюбливали. Одни за то, что он еврей, другие за то, что настоящий, а не анкетный коммунист, третьи из органической неприязни к любой власти. Каждая критическая статья в газете, задевающая кого-то, мгновенно делала этого «кого-то» непримиримым и вечным врагом редактора.
А.Б.Ч. относился к этому, как к неизбежному и не особо переживал, услышав от «верных друзей», как его полоскали на той или иной литературной кухне. Он был очень трезвым в оценках, поэтому ничего иного не ожидал.
Свет далекой звезды
Чаковский создавал ту «Литературную газету», что стала всеобщей любимицей в 70-е и 80-е годы, не на пустом месте. Фундаментальные ее основы были заложены Константином Симоновым, а если строго следовать истине, – Сталиным.
В 1962 году, когда А.Б.Ч. стал главным редактором, Симонов рассказывал ему о встрече со Сталиным при своем назначении.