Зато Гена стал желанным автором «Литературной газеты» и даже её лауреатом (по какому-то совпадению именно в тот год, когда я пришёл в редакцию). В своих статьях он отстаивал право колхозов и совхозов вести дело не по единым для всех нормативам и срокам работ, а по здравому смыслу и хозяйственной выгоде. А всесоюзную известность получил, выпустив книгу «План и рынок», где доказывал жизненную необходимость их разумного сочетания. Я и мои друзья зачитывались ею, как детективным романом. Всё было впервые (разумеется, для нашего поколения), смело, прозорливо и до того актуально, что кровь вскипала в жилах. Но не у тех, кто принимает решения: реальных последствий книга не имела. Увы! А ведь она показывала, как действует закон стоимости. Со скольких гектаров надо собрать пшеницу, чтобы купить новое колесо трактора (это и сейчас никто считать не хочет, подрубая под корень осиротевших крестьян). И зачем тогда был нужен рынок: чтобы всё можно было просто продать и купить без всяких лимитов и разнарядок. Естественно, рынок по-лисичкински был совсем не тем бандитско-воровским базаром, что мы имеем сейчас. И существовать он был должен только вторым номером при плане, который переняли у СССР все цивилизованные страны мира. И который Россия отбросила вместе с цивилизацией.
Давая вволю развернуться внештатным авторам, Агранович и сам писал очень много. Его генеральной темой была демократизация управления производством. В своих статьях и проводимых дискуссиях он доказывал, что участие в управлении каждого члена коллектива полезно не только для дела, но в неменьшей степени для самих рабочих. «Власть влекла к себе людей издавна, сильная страсть,- писал Александр Ильич. – Управлять всем интересно, всем хочется. Выбор, риск решения, анализ информации, поиск единственного варианта… Убеждён, что страсть к управлению, наравне с другими страстями, глубоко сидит в людях, корнями уходит в саму природу человека. Иногда слышишь: «А мне плевать, как решат, так и решат». Не верю. Просто человека обошли, обидели, не считаются с ним, оттого и резкость тона, и показное безразличие. Два магнита, оба сильнодействующие, тянут к управлению – заложенный в нас интерес к игре и извечное стремление к справедливости. Когда решает кто-то за моей спиной, без меня и помимо меня, мне всегда кажется, что решение несправедливо, один обделён, другой получил незаслуженно много. Бывает, человек прав, думая так. А если и не прав – неудовольствие всё равно поселилось в душе. Личное участие в решении – гарантия справедливости.»
На примере нескольких заводов, прежде всего Калужского турбинного, газета год за годом показывала, как накапливается и развивается опыт передачи на само производство решения вопросов, которые прежде были прерогативой администрации. Эти материалы изучались по всей стране. К первопроходцам посылали делегации, перенимали то, что нравилось, вносили свои коррективы.
«Присмотритесь, – обращался к читателям Агранович, – Рядом с вами кто-то ищет и находит рациональное в демократических, гуманных правилах организации рабочего времени, при которых дисциплина вырастает на почве доверия. Кто-то утверждает новые способы подбора командиров производства, основанные на гласности, выборах, учёте общественного мнения. Кто-то сквозь плотную завесу неотложных производственных забот протягивает руку личности, создаёт в своём коллективе нравственно-психологический климат, исполненный добра и уважения… Не ждём одних лишь побед на трудной стезе социального экспериментирования. Многое обдумывается, проверяется тут впервые. Это – обращение к будущему, разведка боем, шаги за черту привычного».
Сейчас эти слова, как и все поиски способов демократизации управления производством 80-х годов ХХ века, могут вызвать разве что иронические усмешки. О чём вы говорите? На фоне теперешних рабской зависимости людей труда от хозяев под угрозой безработицы, их бесправия и нищеты вышесказанное выглядит прекраснодушными утопиями.
Я не утопист, а исторический оптимист. То есть твёрдо уверен, что история движется только в одном направлении – поступательном. А потому будущее за социализмом как новой, более прогрессивной общественно-политической формацией, пришедшей на смену капитализму, исчерпавшему свой потенциал. Старое всегда упорно сопротивляется новому, пытается удушить его в зародыше. Пример тому – реставрация феодализма после буржуазных революций в Европе. Но в конечном-то итоге победило новое, а феодализм по выражению классика марксизма отправился на мусорную свалку истории. Так будет и в борьбе социализма с капитализмом. Его общепризнанные успехи в Китае и Вьетнаме – веское тому подтверждение.
Социализм, конечно, возродится и у нас, причём, скорее, чем мы думаем. Не надо ждать возврата к его формам ХХ века. Движения назад история не допускает. Но социалистические принципы, стремление заменить капитализм с его волчьими законами обществом гуманным, подлинно демократическим, интеллектуальным, высоконравственным рано или поздно обязательно
восторжествуют. Вот увидите.