Последний раз виделись мы с Молотовым на даче Хрущева на обеде после Тушинского воздушного парада летом 1961 года.
Столы были накрыты на лужайке перед домом. Когда после многочисленных тостов и возлияний встали из-за стола, – приглашенные небольшими группами прогуливались по саду, обменивались впечатлениями об удачном параде, болтали, балагурили.
Так и мы – Сергей Владимирович Ильюшин, Вячеслав Михайлович Молотов, Архип Михайлович Люлька и я стояли на аллейке и вспоминали прошлое.
Подошел помощник Хрущева:
– Вячеслав Михайлович, подпишите постановление о присуждении летчикам-испытателям звания «Заслуженный летчик», – и протягивает Молотову папку с документом.
– Каким летчикам, за что? – отстранил от себя папку Молотов. – Я так не могу подмахивать, я хочу знать кому и за что. Почему так спешно и на ходу? Потом посмотрю.
Не подписал и продолжал разговор с нами. А Люлька – любитель выпить – был сильно навеселе, все вмешивался в разговор и довольно бестактно приставал к Молотову:
– А все-таки, Вячеслав Михайлович, были у вас грешки? Мы с Ильюшиным, да и сам Вячеслав Михайлович, как будто не замечая его вопросов, продолжаем свой разговор. А Люлька опять:
– Ну признайтесь, Вячеслав Михайлович, были грешки? Наконец Молотов не выдержал и ответил:
– А у кого нет грешков? Грехов нет только у того, кто ничего не делает. И у меня есть грехи и у них есть грехи, – указал он на нас с Ильюшиным, – да их грехи бледнеют перед заслугами.
Я думаю, если покопаться как следует, и у вас грехов найдется немало. – Молотов засмеялся.
– Ну, пожалуй, пора по домам, – сказал он. Попрощался с нами и, не спеша, пошел к выходу.
А Люлька кивнул головой на удаляющегося Молотова:
– Да, голова, ничего не скажешь. После Сталина у нас первый марксист.
Мы тоже прошли к машинам и отправились по домам отдыхать после напряженных переживаний этого ответственного экзамена на Тушинском поле.
Ворошилов Климент Ефремович
Климент Ефремович Ворошилов – подлинный герой Гражданской войны. Старейший революционер-ленинец. Отважный полководец. Из всего сталинского окружения самый милый, человечный, добрый, с мягким характером, полный юмора. Из всех самый русский.
Мне приходилось с ним общаться как с наркомом обороны. Нередко обращался я к Ворошилову и по депутатской линии как Председателю Президиума Верховного Совета по делам своих избирателей. Он всегда был очень внимателен и никогда не отпускал, не решив дела. Всегда оставалось хорошее впечатление от встреч с ним. Тем непонятнее было, – как же в нем уживались эти хорошие черты человеческого характера с беспринципностью и трусостью, проявляемыми им не только перед Сталиным, но и перед Маленковым и Берия.
В 1937–1938 годах он безропотно, – а если не безропотно, то почему об этом нигде не сказал после смерти Сталина, – позволил арестовать и уничтожить своих ближайших помощников: Тухачевского, Егорова, Уншлихта, Блюхера, Гамарника, Якира, Алксниса и многих других.
Как он мог жить и смотреть людям в глаза после того, как оказалось, что все они ни в чем неповинны перед Родиной и партией.
Отношение к нему Сталина, я заметил это еще в 1939–1940 годах, становилось все более пренебрежительным. Берия, Маленков, Вознесенский вели себя с ним вызывающе грубо, если не сказать нахально, а он с ними, несмотря на свое неизмеримое превосходство во всех отношениях, – просительно до унижения.
Климент Ефремович Ворошилов (04.02.1881 – 02.12.1969). Архив ОАО «ОКБ им. А.С. Яковлева».
А может быть, и мне очень хочется этому верить, что так происходило именно потому, Климент Ефремович Ворошилов что он заступался за своих людей, сомневаясь в их мнимых преступлениях, и его самого считали потерявшим, как тогда говорили, классовую бдительность и окружившим себя врагами.
Как-то, во время войны, – не помню по какому делу, – был я у Ворошилова. Буквально на другой день Шахурин спрашивал у меня: зачем и по какому делу ходил я к Ворошилову, Шахурин мне сказал, что выяснить этот вопрос поручил ему Маленков, которому о нашей встрече стало сразу известно.
Это говорит, между прочим, о слежке со стороны Маленкова и Берия за членами Политбюро – кто с кем встречается, и о чем говорят.
Спустя некоторое время сам Маленков, которому Сталин поручил просмотреть, написанную мной для «Правды», статью, велел вычеркнуть из текста упоминавшуюся мной фамилию Ворошилова.
– Чего вы рекламируете Ворошилова, – разве не знаете, что он собой представляет? – подлинные слова Маленкова.
И это было сказано мне – мальчишке – о самом любимом легендарном народном герое, выдающемся деятеле партии.
Другой раз сам Сталин на какое-то высказывание Ворошилова, в моем присутствии, оборвал его:
– Ты лучше помолчи, а то я тебя сейчас раздену перед всеми… Ворошилов замолчал и вид его был как у побитого школьника.