Воспоминания о моей жизни

Ну и дальше в том же духе. Руководивший всем Бретон отдал распоряжение: писаки и стенографы, вооруженные бумагой, схватились за пишущие ручки, чтобы записать, не пропустив ни единого слова, ту несусветную чушь, что нес этот псевдомедиум.

Позже я узнал, что время от времени компания Бретона в карательных целях устраивала вылазки в квартал Сен-Сюльпис, католический квартал Парижа, квартал, где обитали священники, где располагалось множество магазинов духовной литературы и лавок с церковной утварью. В Париже, главным образом в некоторых литературных кругах, имели место две формы снобизма. Одна заключалась в том, чтобы быть католиком, кое-кто из литераторов в условиях так называемого кризиса католицизма прибегал к ней не из убеждений, а чтобы вернуть себе утраченную популярность. Другая же форма снобизма, свойственная сюрреалистам, состояла в том, чтобы быть атеистом и антиклерикалом. В это время в Париже жил один странный, возможно, не вполне нормальный священник, он регулярно из квартала Сен-Сюльпис отправлялся на Большие бульвары и устраивал там скандал: рвал в клочья La Vie Parisienne, Le Rire и прочие продававшиеся в киосках журналы, которые с его точки зрения представляли угрозу для нравственности добропорядочных христиан. Хозяин киоска, естественно, протестовал и требовал, чтобы священник заплатил ему за разорванные журналы, однако взамен вынужден был выслушивать вдохновенные речи о падении нравов и аморализме нашего времени. Наконец появлялся полицейский и отводил и блюстителя морали, и владельца киоска в ближайший комиссариат. Каждый раз, когда до Андре Бретона доходил слух об одном из спровоцированных вышеупомянутым священником скандалов, он тут же давал указание молодому Десносу, готовому на все во имя сюрреализма, отправляться в Сен-Сюльпис и рвать продающиеся в киосках квартала клерикальные газеты и журналы.

Был в кругу Бретона и некий поэт по имени Бенжамен Пере, чья opera omnia представляла собой всего лишь четверостишье, озаглавленное Endormi. Вот эти четыре строки уникального творения плодовитого поэта: «Que voyez-vous? / De l’eau. / De quelle couleur est cette eau? / De l’eau»^{32}[37].

Что касается Жана Кокто, то он не только приветствовал мою живопись, но и посвятил ей книгу под названием Le mystère laïc («Мирская тайна»). Мною для нее было выполнено несколько рисунков. Я очень признателен Жану Кокто за проявленный ко мне интерес, но должен признаться, что не вполне приемлю ни тон, в котором меня хвалят, ни манеру трактовки моих картин. Более того, зачастую я оказываюсь в сомнительном положении, когда мне приходится высказывать свои возражения по этому поводу моим друзьям, а также тем, кто всегда судил и судит о моей живописи без дурных намерений проявить тенденциозность и злорадство, что свойственно сегодня многим моим критикам в Италии и за рубежом, особенно в Америке.