Как и в других странах, критики, разумеется, как всегда ничего не понимали в живописных достоинствах
моих картин, они только и делали, что рассуждали об их сюжетах. От Америки я начинал постепенно уставать. Во время моего пребывания там, точнее в июле 1936 года, я получил печальное известие о смерти матушки. За несколько месяцев до этого брат писал мне о том, что здоровье нашей матери ухудшилось, и сама мысль, что я нахожусь за океаном, так далеко от нее, глубоко печалила меня. Однажды ночью я увидел сон: мне приснилось, что я в Греции, в окрестностях Афин; я видел те деревья, ту растительность, которые видел в детстве. Место, где я находился, было тем местом, где я однажды со своим другом-сверстником писал пейзажи. Оливы и пинии были такими, какими я видел их тогда, в годы моего далекого детства; среди деревьев виднелась окрашенная в розовые тона церквушка, можно было различить выступающую апсиду и боковую дверь, которые выглядели так, как я изобразил их много лет тому назад. Внезапно среди олив появилась моя мать, я хотел окликнуть ее, но не мог сдвинуться с места, хотел окликнуть ее, но лишился голоса — глубокая печаль и сильная тревога сдавили мое сердце. Моя мать казалась старой, маленькой, сгорбленной, немощной, с трудом передвигающейся на ногах — такой, какой она запечатлелась в моей памяти, когда я видел ее последний раз в Париже. Мать как тень прошла вдоль апсиды церквушки, вошла в боковую дверь и скрылась за ней. Я проснулся в тревоге, заплаканный, с ужасной мыслью, что в этот момент мать моя умерла; действительно, получив десять дней спустя письмо от брата, оповещающее меня о том, что матери нашей больше нет, сравнив дату письма с датой сна и учтя разницу во времени между Европой и Америкой, я понял, что так оно и было.Было принято решение вернуться в Италию. Знаменитый трансатлантический пароход Rex
должен был отплыть в Неаполь в первых числах января 1937 года. Мы погрузились на корабль. Прежде чем мы поднялись на борт, кто-то, благослови его Бог, посоветовал мне во избежание морской болезни купить лекарство под названием «Вазано», представлявшее собой пилюли, которые следовало принять накануне путешествия. Я всегда был скептиком, но воспоминания о страданиях, что я испытал во время путешествия из Генуи в Нью-Йорк, убедили меня купить пилюли «Вазано». Едва вступив на корабль, я принял сразу две. Справедливости ради должен сказать, что лекарство оказалось чудодейственным; море во время всего путешествия штормило, и судно страшно качало, по ночам я должен был привязывать себя одеялом к матрасу, чтобы не упасть с полки. Довольно часто я просыпался от шума падающих вещей: на пол каюты с грохотом падали предметы багажа. Тем не менее морской болезнью я не страдал, ел с аппетитом, рисовал, писал путевые заметки, читал великолепный роман Джироламо Роветты под названием «Чужие слезы». Нашими интеллектуалами и snobs этот роман сегодня ни во что не ставится, они предпочитают читать снотворную брехню, претенциозную и пустую пачкотню Джеймса Джойса и Поля Валери.
Мы пересекли океан. Однажды ночью корабль остановился. Я вышел на палубу и в темноте различил величественные очертания скал Гибралтара, пестрящих бликами света. Мы входили в Средиземное море. Это море, метафизическая природа которого, так ценимая Ницше, современными интеллектуалами подвергается осмеянию, мы проходили в условиях шторма, причем самого сильного в Атлантике, что, как всем известно, сулит неприятности тому, кто страдает морской болезнью. К счастью, у меня еще были пилюли «Вазано» и по-прежнему они оказывали эффект. Я прибыл в Неаполь в прекрасном состоянии.