Воспоминания о моей жизни

Должен сказать, что я не надел красной розетки на этот случай, как ни разу не сделали этого Гурко и Алексеев. За все время революционного угара на фронте я служил кратковременным русским правительствам того времени, не свидетельствуя своей «приверженности революции» посредством красных знаков на моей груди.

После службы и молебна в церкви состоялось чтение присяги на дворе перед фронтом, пестревшим красными знаменами и плакатами. Мы, по-старому, держали во время этого чтения поднятой правую руку с пальцами, сложенными в крестное знамение. До свержения религии еще было далеко.

Затем я произнес свое «слово», а после него пропустил всю эту солдатню мимо себя церемониальным маршем. Он скорее напоминал деревенский крестный ход с той разницей, что вместо икон и хоругвей несли лес красных знамен и плакатов.

Все это обошлось без происшествий, и я благополучно вернулся в своем паккарде в штаб. Вернулся с облегченным вздохом, но и с уверенностью, что мы покатимся по наклонной плоскости, от чего нас не спасет никакое красноречие.

Пришлось мне потом отдельно обойти все подчиненные мне, как генерал-квартирмейстеру, части. И везде говорить, говорить, говорить…

К счастью, в то время, когда на армию с тыла напирал враг внутренний, облекшийся в овечью шкуру законного правительства, враг внешний ничего против русского фронта еще не предпринимал и лишь со злорадством следил за постепенным разложением этого фронта. Снаряжался знаменитый «пломбированный вагон», чтобы торжественно доставить в Россию из Швейцарии большевиков с Лениным во главе. Высадилась в Петербурге эта компания 19 апреля, – событие историческое, послужившее впоследствии основанием к переименованию Петровской столицы в Ленинград… В армии шли перемещения старших начальников – торопливые и часто ни на чем не основанные; раздался приказ № 1, сразу подорвавший дисциплину и ошельмовавший офицера; начались реформы и чистки первого штатского военного министра Гучкова, еще в мирное, царское время готовившего себя к этой должности.

В период этой сумятицы на верхах войска́ продолжали по инерции сидеть в окопах, благодаря самоотверженной деятельности младшего офицерского состава, внезапно превратившегося в корпус правых «демагогов», старавшихся опрокинуть или хотя бы сдержать левую пропаганду; последняя забирала все левее и левее, все ближе и ближе к большевизму и марксизму. Шел упорный и сознательный подкоп под боеспособность армии. Были выкинуты лозунги «мир хижинам, война дворцам» и «мир без аннексий и контрибуций». Как кажется, в конце марта Гурко получил назначение Главнокомандующим Западным фронтом. Его лично знал и по-своему ценил Гучков; они работали до войны вместе в комитете Государственной думы по обороне, а знакомы были еще с бурской войны (1899–1901 годов), на которую поехали, один – состоять при англичанах, другой – при бурах.

Гурко, конечно, увез с собой М. П. Алексеева. Особую армию принял генерал Балуев.

Кто получил штаб? Не уверен, но, кажется – красивый и стройный Вальтер, которого я знал по русско-японской войне. Возможно, что до его приезда обязанности начальника штаба исполнял я. Служить мне с новым начальством пришлось недолго.

Особой армии дали другой участок, непосредственно прилегавший с юга к Пинским болотам (после расформирования 3-й армии Леша, прозевавшей здесь 22 марта противника, отнявшего у нее Червищенский плацдарм на реке Стоходе). Соответственно перешел на новый участок и штаб армии. К северу от реки Припяти, в тех же болотах стояла 2-я армия, начальником штаба которой тогда состоял мой брат. Явилась возможность поговорить с ним по прямому проводу и увидеть на ленте начальные слова: «Здравствуй, Боба!».

Записать об этом апреле 1917 года нечего, так как ничего, кроме углубления революции, и не происходило, а 1 мая и я расстался с Особой армией, получив назначение начальником штаба Одиннадцатой армии. Армия входила в состав Юго-Западного фронта; командовал ею генерал Гутор (Генерального штаба, командир лейб-гвардии Московского полка в 1910–12 годах, боевой командир 6-го корпуса перед назначением в 11-ю армию).

Штаб армии стоял в городе Кременце.

Начальник штаба 11-й армии