Воспоминания о народном ополчении

Вот уже явственно слышны уверенные голоса немецкой команды! Немцы уже совсем близко, до них осталось каких-нибудь 40-50 метров, а наш лагерь затих, мы лежим неподвижно, сердце бьется в груди, готовое, кажется, вырваться из нее. Вот они немцы, вот сейчас решится наша судьба: может быть смерть, может быть немецкий плен! В ушах звучит уверенная немецкая речь. Мы лежим, сжимая свое оружие в руках, томительно тянутся эти страшные секунды, и вдруг я решаюсь: рядом со мной бойцы комендантского отделения, каким-то чужим, незнакомым мне голосом я командую: "Огонь!" И сейчас же по соседству раздаются выстрелы. Вдруг из одной землянки выскакивает человек и кричит, потрясая в воздухе пистолетом: "Кто приказал "огонь"?", но его голос тонет в шуме выстрелов. К нам присоединяются и другие, а затем начинают строчить из пулеметов танкетки и танки, теперь стреляют все, расположенные с той стороны, откуда приближались немцы. Немцы отвечают интенсивным автоматным огнем, лес озаряется вспышками выстрелов, стоящий рядом танк КВ льет огонь горячих искр. Теперь кончилась тишина и нет к ней больше возврата, начался бой, первый бой в моей жизни.

Встретив сопротивление, немцы отошли от нашего лагеря метров на сто и стали вести систематический огонь из автоматов. Они зашли к нам с тыла и обстреляли нас со всех сторон, но главные их силы остались с той стороны, с которой они приблизились к нам сначала. Я взял винтовку у одного пожилого ополченца и, лежа в ложбине около корней дерева, стрелял в немцев. Эта перестрелка продолжалась всю ночь. Запомнился мне здесь начальник штаба полковник Лебедев. У него был единственный в штабе дивизии автомат. Он брал автомат и выползал вперед за линию нашего огня, подползал к немецким автоматчикам, открывал по ним почти в упор огонь, а затем возвращался обратно. Он уложил за ночь несколько автоматчиков. Приглашал он и меня последовать его примеру, но у меня не было автомата, и я продолжал стрелять с того места, с которого подал команду "Огонь!". Один раз, вернувшись из очередной вылазки, полковник был легко ранен в лицо. Он вытер кровь, перевязал себе рану и вновь повторил свою вылазку. Видел я в ту ночь и полковника Шундеева[3], он был в подавленном настроении. Очевидно, его мучили мысли о судьбе дивизии, он думал о тех полках и подразделениях, которые не пришли на место сбора. Несколько раз он выходил из землянки, становился спиной к дереву, лицом в сторону немцев и так стоял неподвижно, точно ожидая, чтобы какая-нибудь пуля попала в него.

Несмотря на то, что перестрелка велась всю ночь, убитых и раненых у нас было довольно мало, так, например, все люди комендантского отделения остались целы.

Как только начало светать, немцы прекратили стрельбу и отошли от нашего местоположения. Мы ждали, что они вернутся, но они не показывались. Было решено садиться в машины и двигаться в сторону Москвы. Перед тем, как двинуться в дальнейший путь, перед нами выступил генерал-майор, о котором я говорил выше. Я помню, как он говорил, что немцы стараются вызвать панику, больше я ничего из его выступления не помню.

Через несколько минут после того, как мы покинули лесок , в котором провели вторую бессонную ночь, мы выехали на дорогу и с нее видели, как группа "Хейнкелей" сбросила в районе этого леска бомбы, но нас там уже не было. Женя Ильин пересел в одну из машин политотдела, так как в ней ехали люди из его части, и машина была крытая. Сначала мы ехали проселочной дорогой, здесь нас обстреляли из минометов. Откуда стреляли, мы не разобрали и постарались скорее проехать это место. Осколками мин в машинах было ранено несколько человек. Вскоре мы попали на большак, наверное, тот самый, по которому мы ехали день перед этим. Он был забит машинами и людьми. Поток был настолько велик, что местами трудно было определить, где проходит дорога, так как машины ехали по обочинам и по прилегающим к дороге полям. Очень скоро, пробираясь вперед, машины нашего штаба застряли в этом потоке. Двигались машины очень медленно, порой стояли чуть ли не по целому часу. Иногда удавалось каким-нибудь боковым проселком продвинуться вперед, но дальше дорога была вновь забита. В одном месте прямо на землю около дороги была вывалена целая гора круглых буханок черного хлеба. Мы были очень благодарны человеку, который позаботился о нас, нам удалось получить на машину буханок пять или шесть. Мы разделили хлеб поровну и смогли утолить порядком мучивший нас голод. Дорога становилась все хуже, шел мокрый снег, который, падая на землю, таял, и дорога, особенно на обочинах, состояла из еле проходимой грязи. В одном месте, пересекая кювет, наша машина перевернулась на бок, мы все вывалились на землю, но, к счастью, никто не пострадал. Мы поставили машину на колеса и поехали дальше.