Воспоминания о народном ополчении

Несмотря на то, что мы не знали друг друга, между нами сразу же установилась какая-то тесная моральная связь. Большую роль в этой связи играл принцип добровольного привлечения в нашу группу большинства ее участников (около трети группы находилось, как я указывал выше, в составе частей, где генерал- майор был командиром). Все, кто здесь был, готовы были в бою отстоять свою свободу и честь Родины. Не последнюю роль в нашем сплочении играл тот авторитет, которым обладал генерал- майор Козлов у своих подчиненных; было видно, что они ему верили, и эта вера передалась и всем остальным.

Итак, в лесу замолкло в ожидании боя около десяти- двенадцати тысяч бойцов и командиров, кадровых и ополченцев, московских, смоленских, сибирских, уральских сынов нашей Родины, готовых отомстить за нее ненавистному врагу.

Миняев, Волков и я сидели почти рядом, подложив под себя ветки; на головах у нас были надеты каски, которые мы в этот день утром подобрали в лесу. Как сейчас помню, каски оказались очень тяжелыми и, с непривычки, утягивали голову при повороте шеи и наклоне головы. Шея от них очень уставала, и мы их частенько снимали и клали на землю. У каждого из нас был наган и по полусотне патронов. Мы осмотрели наганы, потренировались в их перезарядке; ближе к середине ночи из-за отдельных бежавших по небу облаков стала выглядывать луна. Она была почти полная, ее холодный отраженный свет сквозил сквозь ветви деревьев, освещал тихие покрытые белым снегом полянки, освещал лица дремавших людей, серебрил края облаков, которые плыли по бездонному темному небу, на котором кое-где виднелись одинокие звезды. Стрельба со стороны немцев прекратилась; были тихи и эти залитые лунным светом, запорошенные снежком полянки, и эти сидевшие неподвижно люди. Была тишина, но это была тишина перед бурей; как гигантская пружина притаилась эта людская масса, готовая по первому сигналу нанести страшный удар по врагу. И вдруг по нервам точно пробежал электрический ток, все разом насторожились, воздух вздрогнул от залпа орудий и от грохота разорвавшихся снарядов. Это наша артиллерия начала обстрел немецкой обороны, наши пушки сделали несколько залпов по тому месту, где располагались немцы. И как только орудия перенесли свои залпы куда-то вглубь немецких позиций, наша группа пришла в движение. Раздалась команда "В атаку! Вперед!”, которая пронеслась по всей цепи распределенными по ней командирами. Мы побежали вперед, стреляя на ходу в сторону немцев. Тотчас со стороны немцев открыли огонь автоматчики. Судя по огню, немцы приготовились к встрече с нами, но они не смогли сосредоточить силы, достаточные, чтобы противостоять нам. Наша группа широкой лавиной бежала в сторону немцев, стреляя в них на ходу.

Немцы использовали в этом бою трассирующие пули, по лесу веерами летели светящиеся точки трассирующих пуль, как-то особенно потрескивающих в воздухе. То, что немцы стреляли трассирующими пулями, приносило нам двойную пользу: во- первых, было видно, как ведет свою очередь автомат, и можно было, до некоторой степени, увертываться от пуль, во-вторых, было видно, где располагается автоматчик, следовательно, легче было его уничтожить. Вскоре мы уже были в пределах обороны немцев. Но немцы имели глубокую оборону, автоматчики были расположены, как и мы, в несколько эшелонов, но их было гораздо меньше, чем нас. Трудно представить себе их число, но думается, что на участке нашего прорыва их было не менее 1000-1500 человек. Уцелевшие в первой линии автоматчики отошли ко второй своей линии. Их огонь стал очень сильным, и нам было приказано залечь. К нам подтягивались задние шеренги, мы открыли интенсивный огонь по автоматчикам; их ряды стали таять. Опять раздалась команда "Вперед!” Наши цепи поднялись и вновь пошли в атаку. Мы бежали, стреляя в автоматчиков на ходу, затем мы снова залегли и стали продвигаться перебежками, перебегая вперед от одного укрытия к другому. Я спрятал в кобуру наган и подобрал винтовку, положив в карман несколько валявшихся возле нее обойм. С винтовкой было как-то уверенней, уж очень ничтожными казались выстрелы из нагана среди шума этого боя. Помню, как перебегая от одного укрытия к другому, я спрятался за какое-то возвышение. Когда, после падения на землю, я посмотрел вперед, то увидел перед собой совершенно голое, уже замерзшее тело молодого атлета. Труп был огромного размера, лежал он на спине. Луна, отблески выстрелов освещали это молодое тело, делая его похожим на какую-то восковую статую. Я удивился только одному: почему он совершенно голый. Это мне непонятно и до сих пор.

Перебегая и все время стреляя на ходу, мы двигались вперед; автоматчики отходили назад, отстреливаясь длинными очередями из автоматов, от них к нам протянулись длинные линии трассирующих пуль. Эти пули летели как маленькие огоньки.

Ощущая успех нашего предприятия, мы все упорнее и все быстрее двигались вперед, иногда залегая, а потом устремляясь на немцев.