Мы чувствовали себя так, как будто мы второй раз родились на свет. В эти минуты мы забывали, чего стоила нам эта свобода, и не думали о том, что ждет нас впереди. Мы просто были счастливы, так счастливы, что наше счастье, казалось, готово было расплескаться из наших сердец. Никогда в жизни не пришлось мне испытать таких чувств, как в эти краткие минуты отдыха после выхода из окружения.
Я совсем не заметил, что в каких-то 10 метрах от меня расположился так же, как и все мы, человек, которому мы обязаны были всем, что мы сегодня совершили, которому мы были обязаны жизнью и этим необыкновенным счастьем. Я узнал его только тогда, когда какой-то строгий, но сердечный голос сказал: "Товарищ генерал, разрешите поздравить Вас с успешным выводом людей из окружения”. Я оглянулся в сторону говорившего и увидел, как генерал-майор Козлов жал руку какому-то невысокому аккуратно одетому командиру в шинели. "Поздравляю с этим же и Вас, товарищ бригадный комиссар”, - ответил генерал, и в голосе, в котором было столько мягкости, я не узнал голос, который вел нас в самые тяжелые моменты боя. "Товарищ генерал, - продолжал бригадный комиссар, - людей надо поднимать и уходить как можно скорее с этого места, немцы могут нас преследовать танками, мы уже отдыхаем 15 минут”.
Уходить было пора. Состояние радостного возбуждения, которое нас охватило вначале, теперь стало сменяться ощущением усталости: начинало клонить ко сну, давал чувствовать себя и холод, о котором мы забыли во время боя.
Через несколько минут раздалась команда "Подъем!”, и мы, с трудом разминая ноги, двинулись за генералом, придерживаясь примерно первоначального направления.
Мы шли двумя группами. Волков и я нашли друг друга и теперь мы шли рядом, но Миняева видно не было. Что с ним? Или он погиб, или, может быть, он в другой группе? Или, может быть, мы не видим его?
Из окружения вышло примерно 2000 человек - это составляло менее четверти числа людей, которые три с половиной часа назад начали выход из окружения. Многие из этих людей погибли или, будучи тяжело ранены, остались на поле боя, но большинство, наверное, было отрезано немцами и по-прежнему находилось на окруженной немцами территории.
Не было с нами и санитарных машин. Они отстали от нас еще до того, как мы вышли из леса после минометного обстрела.
Все эти потери были тяжелы; но это были потери, понесенные в бою с врагом, который заплатил нам за это несколькими сотнями жизней. Мы чувствовали себя победителями, у нас появилось ощущение силы нашего коллектива; мы знали, что наша группа представляет собой не просто 2000 человек, а две тысячи опытных и упорных бойцов, прошедших сквозь огонь и испытания этой ночи.
Мы двигались, разделившись на две большие группы: в одной, что шла несколько впереди, находилась большая половина людей; Волков и я шли в группе, которая несколько отставала от первой.
Километрах в двух от линии железной дороги, которую мы перешли, перед нами открылось небольшое поле, посередине которого раскинула свои домики тихая заснувшая деревушка. В этой мирной деревеньке было, наверное, 20-25 домов. Из деревни, посередине поля, лентой тянулась проселочная дорога, вдоль которой стояло 5 или 6 стогов сена. Деревня и поле вокруг нее лежали как раз на линии нашего движения.
Как только мы вышли из леса и стали пересекать поле по диагонали, мы увидели Миняева; он шагал несколько впереди нас, он был невредим. Мы опять соединились, обменявшись словами привета и испытав радость встречи с товарищем, которого почти уже считали погибшим. Товарищей из артиллерийского полка нашей дивизии, которые выходили из окружения вместе с нами, не было; не было также и земляка Саши Волкова - они или погибли, или, отрезанные немцами, остались в окружении.
В это время наша группа, которая пересекала поле несколько левее деревни, подходила к проселочной дороге, вдоль которой стояли стога сена. Другая группа, которая была более многочисленной, подходила к самой деревне. Тихая ночь, заснувшая деревенька, одинокие стога сена, лунный свет, который временами серебрил всю эту картину - весь этот мирный сельский ландшафт не вызывал у нас никакой тревоги. Мы только что прошли через огонь и воду и теперь чувствовали себя очень далекими от какой-нибудь опасности.
И вдруг (это было совершенно для нас неожиданным) из каждого стога сена в нас застрочили из автоматов по несколько автоматчиков; из стогов сена выехали 5 или 6 танков, которые открыли по нашей группе пулеметный и орудийный огонь.