Воспоминания о народном ополчении

После речи мы двинулись в путь в сторону Москвы, вытянувшись длинной вереницей, впереди которой шел генерал- майор Козлов и бригадный комиссар. Мы шли, соблюдая осторожность. Если над нами пролетал немецкий самолет, мы прекращали свое движение и прислонялись к деревьям. С середины дня за нами стали двигаться "кукушки” (так мы называли немецких автоматчиков), которые следовали за нами по пятам где- то вблизи от нашей группы. Стреляя из автоматов в воздух, они старались обратить на нас внимание какой-нибудь немецкой части, которая могла оказаться поблизости. Возможно, что эти автоматчики привязались к нам из-под самой Вязьмы или с места нашего последнего боя. Для того чтобы уничтожить автоматчиков, были выделены истребительные группы. Эти группы отошли от основной шеренги, и им через некоторое время удалось уничтожить этих "кукушек”. Когда рядом с нами перестали морзить немецкие автоматы, мы почувствовали себя свободнее, теперь нас никто не преследовал. Во второй половине дня мы сделали второй привал. Мы отдыхали часа два. Опять погрызли пшенный концентрат и, кажется, доели свой сахар. Лежать было холодно, и заснуть не удалось. Под вечер было решено продолжать путь. Чем больше мы шли, тем больше сказывалась усталость, мы начали буквально на ходу засыпать. Особенно тяжело было раненым, которых в нашей группе было не так много, но все же их число достигало, наверное, сотни. Большинство из этих раненых имели легкие ранения рук, ног или головы. Помнится, что среди нас, когда мы готовились к выходу из окружения, была одна тяжелораненая в нижнюю челюсть девушка, ее товарищи нашли ей где-то лошадь, на которой она сидела. В ее лице не было ни кровинки, нижняя часть лица была обмотана бинтом, на котором кое-где выступали следы крови. Удалось ли ей выбраться на свободную от немцев территорию? Удалось ли ей сохранить свою жизнь? Я не помню, была ли она с группой генерал-майора после нашего боя у деревни. Сейчас в этом месте я вспомнил ее потому, что ее глаза, ее вид вызывали великую жалость и показывали мучения раненых, которые шли вместе с нами.

Наступающая ночь - ночь с одиннадцатого на двенадцатое октября 1941 года была очень темной, стало несколько теплее, низкие тучи закрывали луну и небо, и мы лишь ощупью могли пробираться по лесу, чуть не держась за впереди идущего. Иногда ветки ударяли по лицу и лишь каким-то, казалось, чудом не попадали в глаза. Вернее не чудом, а благодаря тому, что человек чувствует в темноте, есть ли что-либо около его глаз. Мы шли гуськом, один за другим. Это были уже восьмые сутки без сна, и это, кажется, был предел того, что может вынести человек. Засыпая, я начинал падать прямо на ходу, падая, просыпался и, выправив свой шаг, опять засыпал. В таком состоянии находились почти все остальные люди. Ночью наше движение стало значительно более медленным, мы то и дело останавливались, очевидно, впереди выбирали путь. И вот в один несчастный момент мы остановились и стояли больше обычного. Мы простояли минут пятнадцать - двадцать, когда, наконец, наша остановка вызвала среди нас тревогу. Нашлись люди, которые стали обгонять стоящих и двигаться в голову колонны; Волков, Миняев и я последовали их примеру. Прошли всего двадцать - тридцать человек и увидели картину, которая заставила нас полностью очнуться от обуревавшего нас сна. На дороге, в самых различных позах: и лежа, и сидя, спало не менее пятнадцати человек. Мы побежали дальше и увидели, что отстали от генерал- майора. За последним спящим никого не было, колонна ушла. Куда они ушли, мы ничего не знали. Все отставшие пришли в страшное смятение, точно с уходом генерал-майора оборвалась та крепкая связь, которую мы ощущали со страной и армией. Темнота ночи не позволила нам определить путь, по которому ушли наши товарищи. Очень скоро мы поняли, что окончательно сбились с пути. Мы стали бегать по лесу то в одну сторону, то в другую, но поиски наши не привели ни к каким результатам. Кто-то предложил стрелять, но это предложение было отвергнуто. Потеряв нашего руководителя, мы в первое время чувствовали себя совершенно растерянными, наше самочувствие было похоже на самочувствие заблудившегося в лесу человека. В этот момент мы были готовы отдать что угодно, только бы вновь найти наших товарищей и нашего руководителя.

Утром наша, теперь маленькая, группа, которая насчитывала сотню с небольшим человек, подошла к какой-то деревне. Мы послали в деревню разведку, которая узнала, что в деревне немцев нет и еще не было, но жители сказали, что по какому-то большаку, который находился в нескольких километрах, видели немецкие части, которые двигались в сторону Москвы.