Самое мощное оружие в сече — это страх и паника. Я и был тем, кого учили создавать эту панику и страх.
Но, для лыкаря самым важным качеством и навыком была не сила натиск или воля. Лыкарей учили «спать» в сече. Ни думать, ни анализировать, ни строить тактику боя мозг в таком режиме был не в состоянии. Он просто не успевал этого делать. Нужно было уснуть, рассеять взгляд для того, чтобы видеть не того кто перед тобой, а сразу всех. Каждую искру клинка, каждый наконечник копья, каждый взгляд, каждую каплю страха или ярости. Тело нужно было «отпустить», и сделать бой иллюзорным. Ненастоящим. Для того, чтобы оно отрабатывало приемы атаки и защиты само. Мгновенно. Без колебаний и размышлений. На звук. На крик. На шум или шелест травы. Нужно было уметь скользить сквозь клинки, и наконечники, пробираясь как змея все ближе и ближе к оральщику, и заставить его замолчать. Для мечника с его моралью воина это часто было невозможным.
Нужно было уходить в ментальность зверя и для того, чтобы «взять» все поле боя целиком и сохранять дыхание в рубке двумя мечами, мы опускали взгляд и дышали горлом, издавая негромкий звероподобный рык.
О нас знали и нас боялись. О нас ходили легенды, и это помогало выполнять свою задачу.
Увидев лыкаря, с замутненным взглядом, с двумя мечами, сверкающими как молнии, рычащего, на выдохе и шипящего при вдохе, многие бежали.
Просить лыкаря о пощаде, пытаться сдаться ему в плен, было бессмысленно. Становясь лыкарем, мечник не воспринимал противника как воина. Он преодолевал препятствие, внезапно возникшее на его пути и только. Реагировал мгновенно, и не оставлял за своей спиной тех, кто был способен нанести ему какой бы то ни было урон. Он не понимал слов, выделяя из них лишь интонации, определяя по тембру возгласа угрозу для своей жизни. Лыкарь не чувствовал боли и даже не понимал, кто и что ему говорит. Он сам становился оружием. Камнем, выпущенным из катапульты, оставлявшим за собой изрубленные тела, и останавливался для принятия нового решения только тогда, когда оральщик переставал существовать как боевая единица.
Мне еще рано было уходить в зверя. Я разогрел тело нескольким взмахами и поворотами. Сеча начнется позже. Тогда и наступи мое время. Я смотрел на тяжкое серое небо и ждал.
— Сенезен арада ким лексе чем?! — Прокричал громкий голос издалека. Я знал язык степняков и понял, что сейчас выйдут поединщики. Редко, но бывало так, что на этом сечи заканчивались. Но не в этот раз. Я знал, что нарисовал на своем пергаменте.
— Алле куркудан аллеме Пересвет?! — Они смеялись над воинами Хартленда. Числом они превосходили войско князя Дмитрия втрое, но это не особо им поможет.
— Неужели Пересвет умер от страха?! — Потешался кто-то из них громогласно.
— Челубей привезет на копье его голову хану!!! — Я присел несколько раз, разогревая ноги. Скоро солнце закроет стрелами, и для меня, не имеющего щита — это было более чем опасно.
Степняки имели преимущество в скорости перемещения, в перестроении лав. В дальнем бою, потому, что знали о луках и стрелах все, что только можно было о них знать. Их луки били сильно и очень далеко. Наконечники стрел, каждый из которых был снабжен закаленной острой иглой, легко пробивали и кольчуги латы. Но именно по той — же причине туго вязли в древесине щитов, обтянутых воловьей кожей. Их всадники были быстрыми, но доспехи очень легкими. Чаще всего — лишь одна латная круглая пластина прикрывала грудь. Из доспехов был только шлем. Вооружение состояло из широкого кривого легкого меча и небольшого круглого щита. В конной сече лавы начинали биться мечами только тогда, когда лошади вязли в противнике и теряли скорость.
Всадники Хартленда были гораздо тяжелее степных и пробивали их строй, словно тараном, уходили вглубь войска. Сбивали степняков с ног настолько легко, словно они были вырезаны из дерева. Тяжелые широкие булатные мечи, острые как бритва, разрубали всадника иногда до седла. Правда степняки легким оружием успевали наносить больше ран, хотя и менее смертельных. За лавами шла пехота с копьями и мечами. Вначале шли копейщики, сбивая оставшихся всадников с седел. Потом рубщики вступали в бой с пехотой степняков.
Рубщики бились, молча, с натягом, сильно и мощно вырубая степняков, словно молотили зерно. Степняки кричали, визжали. Подбадривая друг друга криками и взмахами. Степняки были очень сильны в первом ударе конной лавой, но в длительном тактическом противостоянии у них не было, ни единого шанса. Если только они не имели кратного численного преимущества в пехоте. Преимущества дисциплинированного и строевого, слаженного и послушного. Вот для того, чтобы свести это преимущество на нет и нужны были мы — лыкари.
— Эй! Пересвет, выходит на бой! — С хохотом закричали со стороны воска Дмитрия.
— Челубей кача алмады? — Челубей не сбежал?!!
А я думал — Только не в ноги. Ад начнется совсем скоро. Лавы двинутся сразу за Пересветом. Это позволит всадникам выйти из-под удара стрел. Все достанется пехоте. Но у них есть щиты.