Воспоминания о Николае Шмелеве

Его рассказы были интересными, содержательными, емкими по сюжету, эмоционально насыщенными. Тематика их самая разнообразная: о дружбе, любви, предательстве, верности, о нравах в «верхах» и о нелегкой жизни простых людей. В его рассказах и повестях чувствовалось дыхание времени — неотвратимость смены строя, назревавшая жажда перемен, а потом боль разочарования и утраченных иллюзий. Читая его книги, создавалось впечатление, что смотришь захватывающий фильм с калейдоскопом персонажей и сюжетных линий. Как-то я сказала Николаю Петровичу, что в будущем наш сложный перестроечный период 80–90-х гг. будут изучать по его рассказам, как дореволюционное прошлое — по рассказам Чехова. Помню, как он искренне удивился: «Ты правда так думаешь? А то меня все время принимают почему-то только за ученого, а ведь я еще и пишу». В его словах чувствовалась грусть от того, что так долго он писал в стол и так долго ему не давали пробиться к ЕГО читателю. Когда он рассказывал, с какими людьми его сталкивала судьба и чему он был свидетелем, он часто повторял: «Теперь это все пища для ума и размышлений». Частью этих размышлений он поделился в своих зарисовках «Curriculum vitae». Николай Петрович обладал редким даром — он умел сопереживать, сочувствовать и пропускать чужую боль через свое сердце. Когда меня постигло горе и я потеряла мужа, писателя Сергея Лукницкого, приблизительно в то же время, когда и у Николая Петровича умерла жена Гюли, он был не только понимающим другом, но и сострадающим Человеком. Но нас связывала не только общая непростая судьба, но и общие литературные и культурологические интересы.

С отцом он чаще говорил о политике, а со мной любил говорить о литературе, истории, культуре. Как-то мы с ним заговорили о Боге и оба почти одновременно, не сговариваясь, вспомнили слова Бердяева: «Веришь — есть Бог, не веришь — нет Бога». Вздохнув, Николай Петрович тихо прошептал: «Господи, верую! Помоги моему неверию!» Всю жизнь он искал Истину в самом высоком понимании этого слова.

Часто мы говорили с Николаем Петровичем о наболевшем и волнующем нас обоих — о культуре и образовании. А так как я вполне осознавала, что веду «беседы с Сократом», то по горячим следам, иногда тезисно, записывала поразившие меня высказывания:

«Фундаментальная культура — это корни, которые питают новые побеги, а ее планомерно разрушают. Наша культура сегодня все время уступает масс-культуре. Как начался процесс одичания населения в начале 90-х, так он и продолжается. Запущена целенаправленная программа дебилизации страны: агрессивно — по телевидению, скрыто — в образовании. ЕГЭ закрепляет этот процесс. Вместо того чтобы научить МЫСЛИТЬ молодых людей (а именно в этом и должна быть главнейшая функция школы), научить проводить аналитические сравнения и делать выводы, их натаскивают на то, как поставить правильно галочку. Делается все, чтобы оболванить молодежь. Нужно изучать закономерности, а не отдельные фактики. Нужно воспитывать думающего читателя, а не потребителя информации.

Увы, сейчас нет понимания важности культуры в рамках государственной политики. Культура — это то, что делает из людей народ. А власти не хотят или не могут понять простую вещь: без культуры нет государства! При утере общего культурного кода происходит сокращение интеллектуального потенциала всей страны.

В основе русской культуры лежит великая русская литература. И мы сохраняем свой русский менталитет именно благодаря русской литературе. Россия — словоцентрическая страна, всегда такой была. А нам последнее время все время навязывают цифру вместо слова. И хотя я, экономист, уважаю цифры, но живу и питаюсь СЛОВОМ». И он процитировал Гумилёва:

Но забыли мы, что осиянно
Только Слово средь земных тревог
И в Евангелье от Иоанна
Сказано, что Слово — это Бог.

Раньше была цензура идеологическая, а теперь цензура денег — что хуже? Раньше говорили, что мы страна победившего социализма, а теперь — страна победившего шопинга. Ну и культура соответствующая — рыночная.

Особое внимание надо уделять истории — если нет великого прошлого, то нет и великого будущего. Если мы не разобрались с нашим прошлым, то мы обречены на темное будущее. Отрекаться от истории глупо, надо просто делать выводы и идти дальше.

Как у философа и верующего человека, а тем более пережившего утрату близкого, в нем наблюдалась завороженность смертью. Особенно в последнее время он часто говорил об этом:

«Жизненное бытие стоит перед неизбежностью смерти, и именно поэтому жизнь должна быть наполнена. В детях и в творчестве есть преодоление смерти. Надо жить так, чтобы оправдать свое существование перед лицом смерти. Все про жизнь и все про смерть — две основные темы искусства и литературы».

Как-то в разговоре с Николаем Петровичем я процитировала Ахматову:

«А я всю ночь веду переговоры с неукротимой совестью моей…»