Воспоминания о Николае Шмелеве

В свободной России Шмелёву предложили возглавить правительство. Он отказался и, вероятно, поступил правильно: он был рожден мыслителем, а не начальником. За высокими постами Шмелёв не гнался никогда. Максимум, на что он был готов, — руководить академическим институтом. Его и выбрали руководителем небольшого по размерам и штатам Института Европы. Он был академиком, всемирно известным ученым. А еще — прекрасным писателем, автором замечательных книг «Ночные голоса», «Пашков дом», «Сильвестр», «В пути я занемог…» и многих других, а также прекрасных рассказов. Он писал о человеке — о его жизни, об искушениях и их преодолениях, о страстях и надеждах, о будничном и вечном.

Он оставил нам свои воспоминания — на мой взгляд, лучшее из всего, что Шмелёв написал. Он владел русским языком, как мало кто из наших современников, а по стечению обстоятельств довольно долгое время наблюдал вблизи правящую верхушку страны. И рассказал о виденном талантливо и честно, как говорится, без гнева и пристрастия, не как прокурор или адвокат, а как добросовестный свидетель. Что было — то было…

Я хотел написать о Николае Петровиче сразу после его внезапной смерти, но не смог — рука не шла. Ведь Шмелёв был не только знаменитым ученым и большим писателем, он был одним из самых близких моих друзей. Мы вместе ездили по стране, вместе отдыхали за границей на море — Шмелёв с молодости здорово плавал, имел когда-то высокий разряд. Я с удовольствием вел его творческие вечера, а за месяц до страшного известия он был ведущим на презентации двух моих новых книг. Мог ли я тогда подумать… Увы, дни нашей жизни отсчитываем не мы.

За два дня до трагедии мы разговаривали по телефону, смеялись — у Коли было прекрасное чувство юмора. Договаривались о чем-то житейском.

Самые лучшие слова об ушедшем приберегают сперва к девятому дню, потом к сороковому. Но вряд ли это важно: ведь память о Николае Шмелёве будет измеряться не днями…

Я потерял одного из самых близких друзей. Кого потеряла Россия, ей еще предстоит понять.

Л. А. Жуховицкий

Прозаик, драматург, публицист

Профессор Московского международного университета и Шведской писательской школы

Секретарь Союза писателей Москвы

Необходимый человек

Конечно, статья Николая Шмелёва «Авансы и долги» сделала его знаменитым. Можно сказать, что это был первый гласный манифест, призывающий к экономической перестройке в СССР. Но мне автор дорог и близок прежде всего как человек, чудом сохранивший и воплотивший в себе лучшие черты русского интеллигента. В нем жили неброская нравственная надежность, внутренняя свобода, приправленная щепоткой иронии, научная и литературная одаренность, настоянная на глубоком чувстве нормы, без революционных атак и словесного ораторского экстаза. Жизнь он прожил удивительную, водил знакомство (или, по меньшей мере, был знаком) с сильными мира сего по обе стороны Атлантического океана, любил и знал Восток и всю взрослую жизнь писал хорошую прозу. Дай бог каждому такую жизнь и таких собеседников на ее роковом (по Тютчеву) пиру!

Помню, как меня заворожил снег, засыпающий следы времени, московский снег и московские неповторимые пейзажи в «Пашковом доме». Трудно оторваться от воспоминаний, собранных в книгу «Curriculum vitae». Шмелев не был оптимистом, потому что любил и понимал жизнь. Иногда сквозь текст прорывалось отчаяние: «Я почти перестал читать толстые журналы и те книги, которые пишут сейчас, — бог ты мой, я никогда и подумать не мог, что доживу до такого убожества! Я не смотрю телевизор и не слушаю все эти многочисленные радиостанции — такого половодья, такого воистину моря беспомощной, бездарной, воинственной пошлятины Россия на моей памяти не знала никогда. Навсегда это или нет? Не знаю. Но, уверен, мне, по крайней мере, до видимого ясного для всех отрезвления моей страны не дожить».

Будучи временем вовлечен в политическую деятельность, Шмелёв, как и многие шестидесятники, искренне полагался на «высокую мораль, профессионализм, воображение и опять-таки здравый смысл „демократического крыла“ нашего тогдашнего общества». Ему виделось, что вот-вот во главе России вместе с М. С. Горбачёвым встанут люди типа А. Д. Сахарова и А. И. Солженицына. Действительность оказалась иной.

Шмелёв был противником экономической политики Гайдара — Чубайса, ибо о человеке, по его мнению, там думали в последнюю очередь, если думали вообще. Николай Петрович, напротив, всегда различал лица и голоса в потоке истории. Поэтому он и писателем был настоящим.

Выступая как-то в Центральном Доме литераторов на вечере Шмелёва, я говорил о его замечательном рассказе «Ночные голоса». В зале сидел М. С. Горбачёв, который живо, с места одобрял писательство своего товарища. Горбачёв внимательно читал беллетристику Шмелёва, но к его экономическим идеям так, к сожалению, и не прислушался по-настоящему.