Воспоминания о русской службе

Была суббота, в понедельник меня ожидал в Ганновере директор немецкого калийного синдиката г-н Крюгер, а во вторник мы оба должны были в Киссингене подписать купчую с поверенным графини Р., владелицы расположенного в Польше крупного лесного имения. Немецкий синдикат хотел приобрести лес для экспорта, а группа, которую представлял я, рассчитывала купить землю. По заключении договора мы с Крюгером должны были в пятницу внести 800 000 рублей аванса. Уезжал я всего на неделю и потому не сообщил об этом ни губернатору Петербургской губернии графу Адлербергу ^{96}(при длительной отлучке председателя земской управы это было обязательно), ни ведомству двора — как камергер Его величества. Паспортом для предстоящей поездки в Германию я обзавелся еще некоторое время назад.

И в России, и в Германии после убийства в Сараеве ^{97}много говорили о войне, но вовсе не думали, что она так близко, — тем более что в России именно тогда начался подъем экономической жизни. Аграрная реформа Столыпина обещала создать консервативное среднее сословие, некий противовес крайне правым и крайне левым. В военной области Россия отставала. Крупные строительства новых железных дорог, например второго пути Сибирской магистрали, еще не были завершены, да и в финансовом отношении Россия была к войне не готова.

Германия тоже нуждалась в мире — ради своего расцветающего экспорта и неуклонно растущего значения в мировой торговле. И кайзер Вильгельм, и император Николай искренне желали мира. Подрывная деятельность панславистской партии против Германии и травля различных политических и экономических партий в Западной Европе казались не настолько сильными, чтобы так быстро развязать войну.

Согласно договоренности, в понедельник утром я прибыл в Ганновер, где меня ожидал г-н Крюгер. Он тоже полагал, что, несмотря на огромное всеобщее возбуждение, войны не будет. Поезд на Киссинген отходил поздно вечером, и г-н Крюгер пригласил меня в свое имение, расположенное в Люнебургской пустоши. На его великолепном автомобиле марки «бенц» мы за три с половиной часа покрыли расстояние в 300 километров. В шесть состоялся обед, а когда мы затем вышли из дома, намереваясь осмотреть его скаковые конюшни, то застали всю дворню в безумной панике — объявили мобилизацию. Как бывший артиллерист г-н Крюгер должен был немедля вернуться в Ганновер и явиться на сборный пункт. Было 9 вечера; в час ночи отходил поезд через Берлин на Киссинген. Мы незамедлительно сели в авто и еще быстрее, чем ехали сюда, отправились назад в Ганновер. Г-н Крюгер поспешил в военное ведомство, а я — на вокзал, где едва-едва успел вскочить в поезд.

Войдя в купе первого класса, я увидел сидящего в уголке господина, в котором узнал барона Плеттенберга, одного из директоров Бременского Ллойда ^{98}. С бароном Плеттенбергом ^{99}и Бременским Ллойдом меня связывали самые тесные деловые отношения. Вместе с двумя партнерами я учредил пароходную линию Либава-Эмден, так называемый Балтийский Ллойд, а Бременский Ллойд, которому создание этой линии было весьма выгодно, обеспечил финансирование. Барон Плеттенберг был шурином одного из наших директоров, г-на фон Клота, и со мною поддерживал дружеские отношения. Он очень удивился, увидев меня, и спросил: «Как вы здесь очутились? Война началась, а вы в Германии?»

Как представителю Бременского Ллойда ему надлежало бы иметь точную информацию о политическом положении, но, как ни странно, он таковой не имел, знал только, что в девять вечера всем резервистам разослали секретный приказ явиться на соответствующие сборные пункты. Конечно, это еще не мобилизация, а только тревога, хотя, по его мнению, почти равнозначная мобилизации. Его самого эта весть застала на заседании дирекции Бременского Ллойда, которое было созвано, чтобы обсудить мероприятия на случай войны. Они безуспешно пытались из Бремена связаться с рейхсканцлером Бетман-Гольвегом ^{100}, и в результате Плеттенберг срочно выехал в Берлин, чтобы переговорить с канцлером лично.

Мы условились, что, переговорив с Бетман-Гольвегом, он сразу же пошлет мне в гостиницу «Адлон» свою карточку со словами «вперед», т. е. «Киссинген», или «назад», т. е. «спешный отъезд в Россию». Уже через час от него пришло указание «вперед», но с припиской «спешно». И я немедля выехал в Киссинген.