Но получилось, увы, иначе. Вместо «Ингады» мы увидели на Уссури, ширина которой составляет здесь около полукилометра, одну только ледяную шугу. Даже казаков из расположенной 650 километрами ниже по течению станицы Графской и тех не было. Делать нечего, пришлось продолжить путь вниз по Уссури на этой окаянной плоскодонной шаланде и в маленькой шлюпке.
Первым делом соорудили простенький парус, так как тащить баржу лямкой с берега было невозможно — надо оставаться посредине реки и дрейфовать по течению и по ветру, притом что ветер зачастую дул не в нужном направлении и с такой силой, что наша перегруженная шаланда начинала весьма опасно раскачиваться. Настроение падало день ото дня; особенно изнуряли нас кромешно темные ночи. Каждый вечер приходилось становиться на якорь посреди реки, где самое сильное течение, ведь у берега на спокойной воде шаланда могла вмерзнуть в лед. Часто мы даже не знали, держит ли хилый якорь или нас уже несет течением, баржу швыряло туда-сюда, слышался только скрежет льдин о тонкие борта да вой снежной бури. Мы поневоле опасались, что нас ждет судьба г-на фон Кубе, которого несколько лет назад осенью неожиданно настиг ледостав, и он на целых пять недель застрял в казачьей станице на Уссури. Только когда река замерзла, он смог продолжить путь в Хабаровск, уже по льду на санях, так как дорог и здесь не было.
Запасы провизии у нас подходили к концу, да и дичь встречалась крайне редко. Порой нам удавалось подстрелить со шлюпки пролетающих уток, а однажды — очень невкусного лебедя. На удочку-самолов иной раз попадались щуки, которые слегка разнообразили наше меню.
Поскольку причаливать к берегу становилось все труднее и опаснее, мы сходили на сушу раз в день и тогда разводили большущий костер. На этом костре варили и жарили, а заодно сушили промокшую одежду.
Дважды мы прошли мимо казачьих станиц. Но не задержались там, так как опасность вмерзнуть в лед постоянно возрастала. Мы только сменили команду, да еще к нам примкнуло несколько лодок. Об «Ингаде» никто ничего не слыхал. Хотя вода поднялась, все же напрашивался вывод, что яхта где-то крепко села на мель.
Ледовая обстановка и погода с каждым днем ухудшались, а вместе с ними ухудшалось и наше настроение; дорожные лишения в особенности докучали нашей даме и ее горничной. Баронесса Корф привыкла быть аккуратно причесанной и изящно одетой. Здесь то и другое было невозможно, перемена белья и платья вообще исключалась, равно как и бритье для мужчин. Мы все стали похожи на дикарей.
После одной особенно кошмарной ночи — должно быть, пятой или шестой на Уссури — мы расслышали под утро сквозь рев бури свисток сирены. Думаю, сей неблагозвучный тон редко встречали так радостно, как встретили его мы. Устроив ответный салют, мы выслали вперед казачью лодку, чтобы известить о нашем прибытии, но добрались до «Ингады» уже почти затемно. К счастью, на мель она не села, но стояла перед недавно образовавшейся песчаной банкой, не рискуя ее форсировать. Здесь-то, примерно на полпути, в 300 верстах от Хабаровска, яхта и ожидала нас все это время.
Поскольку мы сообщили о себе загодя, все было готово для нашей торжественной встречи. Внезапный переход из состояния полной дикости к величайшему комфорту пробудил в нас ощущение, которое можно назвать только блаженством.
РЕЗИДЕНЦИЯ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА
Наше плавание по Уссури не могло бы продолжаться более ни дня — уже вблизи Хабаровска на одном из мелководных участков фарватера скопилось столько льда, что пришлось взрывать, иначе «Ингада» пройти не могла, а наутро яхту удалось завести в док только через протоку, с великим трудом пробитую во льду.
Хабаровск, или Хабаровка, как он тогда еще назывался, представлял собой всего-навсего большую деревню, хоть и был резиденцией правительства. Расположен он над реками Амур и Уссури на двух сопках метров по сто сорок высотой; две части города соединялись друг с другом деревянными лестницами. По одну сторону находились казармы, корабельная верфь Амурской пароходной компании, кадетский корпус, ботанический сад и — в особо маркированном квартале — фанзы китайских кули, которых здесь проживало около двух тысяч.
На другой сопке высилось весьма безвкусное краснокирпичное здание — резиденция генерал-губернатора. Чуть ниже по склону стоял кафедральный собор, а между ним и берегом Уссури — дома чиновников, многочисленных генералов и немногих европейских коммерсантов. Эти дома образовывали тогда единственную улицу; незамощенная, с деревянными мостками для пешеходов, она шла все время то вверх, то вниз. Там помещались также здание почты, отделение Имперского банка и гауптвахта. Всего в Хабаровске проживало около 2 500 европейцев. Европейцев-чернорабочих, кроме арестантов, в ту пору еще не было.