Конечно, нашлись недовольные из нерадивых по службе ополченцев, которые начали жаловаться. Прапорщик Вильдт потребовал, чтобы митинг был прекращен, так как людям нужно было собираться в караул. Этого только и добивались прибывшие. Прапорщик Вильдт был убит, и тело его было сброшено с моста в воды реки Кумо. После всего двое уехали назад в Раумо, а оставшиеся отправились на станцию Тюрвис расправиться с поручиком Смеречинским, который и был убит на глазах уездного судьи города Коскинена, а тело брошено в воду. При содействии полкового комитета 421-го пехотного Царскосельского полка удалось арестовать двух нижних чинов на станции Тюрвис и трех на станции Ристе, которых хотя и отправили на гауптвахту, но до суда дело не дошло…
Неимоверных трудностей стоило родственникам убитых в Выборге добиться разрешения на розыски трупов и их погребение, так как этому противились солдатские массы.
Наконец это разрешение было дано, и чины Выборгской городской полиции приступили к водолазным работам, но собиравшиеся на мосту и по берегу залива зеваки из нижних чинов сильно тормозили работы, вследствие чего их пришлось перенести и начинать с рассветом. Только тогда, когда совдеп дал оцепление, поиски пошли успешнее. Трупы убиенных были настолько обезображены и застыли в таких ужасных позах, что человеку и с крепкими нервами было невозможно на них смотреть без содрогания.
Особенно ужасен был труп генерала Васильева, голова которого представляла из себя сплошную бесформенную массу, случайно уцелела лишь небольшая часть правой половины лица…
Тело генерала от кавалерии Орановского было извлечено из воды одетым в красную шелковую рубашку русского покроя. Китель был сорван с него тогда, когда его тащили с гауптвахты. Во всей позе трупа, судорожно сведенной конвульсиями, со скрученной и ушедшей в плечи головой при последнем содрогании, было столько жути, что даже наиболее любопытные из солдат отворачивались. Розыски сильно затрудняло течение, отнесшее утопленников далеко от моста, вследствие чего работы затянулись на целую неделю.
Картина розысков была настолько жестоко тяжела, что комиссар Гельсингфорсского совета рабочих депутатов матрос Судаков открыто признавался, что ничего в своей жизни не видел ужаснее вылавливания трупов и вытаскивания их на лодки под завывания и улюлюканье собравшихся на берегу зевак, а этот матрос был с «Андрея Первозванного» и видел виды…
Похоронили убитых ночью на военном кладбище, откуда тела некоторых офицеров уже позже были увезены в Россию.
В заключение вспоминается следующий случай, о котором хочется рассказать. В январе 1917 года я сопровождал генерал-майора Васильева в его служебной поездке по краю. На станции Карнс к салон-вагону генерала подошел штаб-офицер корпуса гидрографов, фамилию которого мне не хочется называть, но это был в прошлом мой сосед по имению. Генерал Васильев разрешил ему войти в вагон и доехать до Гельсингфорса. В дороге я вспомнил о том, как удачно гадает этот штаб-офицер, и его предсказания трем офицерам, что их ждет через три недели смерть, полностью оправдались… Генерал заинтересовался и, указывая на меня, спросил, что тот нагадал мне. Я ответил, что стрелка моих жизненных часов в этом году будет стоять несколько раз на без одной минуты двенадцать. После недолгого молчания В. Н. Васильев попросил погадать ему. Я не присутствовал при гадании, но когда через некоторое время вошел в купе, то генерал Васильев мне сказал: «Знаете, что мне полковник нагадал? – И не дожидаясь моего ответа, продолжал: – Он говорит, что я погибну через полгода в воде при ужасных обстоятельствах!»
Генерал отнесся с недоверием к этому гаданию, но я, зная много примеров, насколько верно этот штаб-офицер вообще гадал, ни на минуту не усомнился, что это именно так и случится.
Произошедшее оправдало мои предположения, и предсказания гидрографа сбылись с поразительной точностью.
Вскоре я получил очередную заграничную командировку, которая не состоялась по причинам, относящимся к произошедшей тогда революции, и повлекла за собой ряд тяжелых неприятностей, закончившихся моим переводом в последний раз к генерал-майору Васильеву в его служебном кабинете в гостинице «Бельведер» в Выборге, отведенном под обер-квартирмейстерскую часть. Генерал в продолжительном разговоре, бывшем у него со мной по случаю моего вынужденного перевода из края, между прочим сказал, что слова гидрографа так глубоко запали у него в душу, что он твердо уверен, что это именно так и должно случиться, и он полагает, что этот разговор со мной является последним в его жизни.
Мы больше не встретились.
Выборгские события нашли отклик и в Гельсингфорсе, выразившись в расстреле линейным кораблем «Петропавловск» четырех офицеров за отказ дать подписку о подчинении вновь образовавшемуся Военно-революционному комитету, что произошло 31 августа.