Воспоминания петербургского старожила. Том 1

Поездка по разнообразным уездам Орловской губернии оставила во мне преприятные впечатления и заставила сохранить в памяти весьма многие эпизодические подробности, которые когда-нибудь извлеку из моей давнишней памятной книжки и передам вниманию читателя; теперь же скажу только, что я в особенности приятно провел двое или трое суток в Кромах у добрейшего г. Струкова, племянники которого, гимназисты, оказались премилыми мальчиками, очень внимательными и обязательными, сад и малинник их дяди каким-то кусочком земного рая для такого, как я, мальчика, никогда не выезжавшего из Петербурга, а пегий иноходчик, прозванный г. Струковым Пегаской, что совпадало отчасти и с Пегашкой, как именовали его кучера и конюхи, являл собою такие высокие качества в гиппическом[883] отношении, какими, по моему мнению, едва ли отличались превосходнейшие лошади собственных конюшен царских в Петербурге, Царском и Петергофе. Словом, я провел в Кромах в июле месяце 1826 года двое или трое суток усладительно и готов был плакать, когда надо было расставаться с обиталищем добрейшего г. Струкова, служебною деятельностью которого отец мой остался как нельзя более доволен. За день до нашего отъезда из г. Кром в г. Ливны кромский уездный предводитель, сколько я помню, отставной гусар тех времен и, по-видимому, человек очень и очень приличный и приятный, несмотря на свое гусарство, сделал визит моему отцу, который, само собою разумеется, должен был отвечать тем же. Утром, в день своего отъезда из Кром, отец в фаэтончике г. Струкова, запряженном по-тогдашнему тройкою в ряд с отлетными пристяжками, сделал этот визит предводителю, которого не застал дома. Возвратясь домой, т. е. в дом г. Струкова, отец изъявлял сожаление о том, что забыл взять свои визитные карточки, почему принужден был сказать свою фамилию предводительскому камердинеру, который, чего доброго, забудет доложить своему барину о его визите, чрез что барин этот вправе будет считать его невежею. При этом отец слегка выговаривал мне, зачем я не напомнил ему о визитных карточках. В 1826 году, да и гораздо-гораздо раньше не было почти человека в Петербурге, который не знал бы, что такое визитные карточки; но обычай этот до Кром еще, как видно, тогда не дошел, или ежели и дошел, то почтенный Струков считал его не совсем удобным для себя: в сношениях с высшими он карточек употреблять не мог, а должен был расписываться на особом листке в прихожей[884]; в сношениях же с равными карточки не нужны, потому что их всегда застаем дома в известные часы, а коли не их самих, то их хозяек или их семейников; при посещении же низших, т. е. какого-нибудь хоть смотрителя винного магазина, зачем визитная карточка, когда с раннего утра весь дом на ногах и ждет такого начальника, посещение которого почитается за награду и отличие. Итак, визитные карточки в Кромах не существовали в июле месяце 1826 года. Однако любознательный г. Струков нашел нужным войти в собрание сведений от отца моего о значении визитных карточек, причем он узнал, к своему удивлению, что визитные карточки в большой моде в Петербурге и Москве и что иногда, когда не желаешь быть у кого-нибудь, чтоб не сводить с ним знакомства, узнаешь о тех часах, когда он не бывает дома, и нарочно норовишь заехать в этот час для отдачи ему визита с оставлением карточки, причем один угол ее загибается, чтоб показать, что был посетитель лично. С тем вместе отец мой рассказал г. Струкову и то обстоятельство, что в Петербурге в Новый год и в светлый праздник, когда приходится иному, имеющему громадное в городе знакомство, сделать бесчисленное множество визитов, то в карету сажают камердинера с запасом карточек, и он их развозит по всему городу, оставляет швейцарам или лакеям во всех знакомых домах своего барина, визитная карточка которого, этот кусочек картона с его именем и фамилиею, а иногда и с рангом и должностью, заменяет на этот момент его личность. Г. Струков заинтересовался этим и попросил отца показать ему его визитные карточки, как официальные с должностью и рангом, так [и] интимные с именем, отчеством и фамилиею. Все это было им крайне внимательно рассмотрено, причем заявлено сожаление о том, что в Кромах нет ни типографии, ни литографии, а в Орле имеется одна лишь плохая губернская типография.