Воспоминания петербургского старожила. Том 2

В числе французских эмигрантов, которым император Павел покровительствовал, преимущественно за то, что они прилежали и принадлежали к Мальтийскому ордену, коего Павел был гроссмейстером[645], был бедный дворянчик граф Лаваль. Чтоб мигом высоко поднять маленького Лаваля (он при этом был роста очень небольшого и миниатюрен по-женски), император нашел нужным женить маленького мальтийца на огромной и толстой грудастой девке, купеческой дочери Сазоновой, отец которой, миллионер, был подрядчиком императорского Двора[646]. Павел призвал к себе Сазонова и объявил ему свое желание сделать коровообразную дочь французской графиней. Отцу оставалось только повиноваться, и вот оказалась при дворе карикатурная графиня, говорившая, впрочем, мастерски по-французски. Дочь ее единственная была замужем за декабристом Трубецким[647] и сопутствовала ему в Сибирь, что, впрочем, не помешало ей, когда муж ее был уже на житье в Иркутске, иметь любовника в лице одного из декабристов же, красавца – Поджио. Она, по-видимому, пошла по маменьке, которая чуть не до гробовой доски предавалась сладостям амуретничанья. Я помню эту необъятно толстую и громадную старуху, когда она при мне в 1830 году навещала француза 24 лет Шарля Сен-Жюльена, издателя французской газетки «Le Furet» («Хорек»)[648], в какой я участвовал по части отчетов о русской литературе, имея от роду 18 лет. Когда она, эта громадина, приезжала к St. Julien, то она сажала его, тоже премаленького и пресубтильного, себе на колени, что подало повод петербургским французам выпустить карикатуру, изображавшую St. Julien спеленутого в колыбельке, а графиня Лаваль кормит его конфектами, запихивая их ему в рот сторублевою ассигнациею[649].

Гоголь и Романович-Любич, угощаемый мещанскою девкою в Варваринской гостинице. 1829 г

Я начал мою службу в 1828 году на 17-м году жизни в Департаменте внешней торговли, каким тогда управлял известный Дмитрий Гаврилович Бибиков, безрукий (под Бородином ядро оторвало левую руку) красавец с небольшим 30 лет. Бибиков хотел меня, как он назвал меня, «блондинного французика», определить в первое консульское отделение, где переписка большею частью производилась по-французски. Но начальник IV отделения (счетного) Михаил Сергеевич Щулепников, знакомый с моими родителями, взял меня к себе и засадил почти ребенка за гроссбух и тому подобные прелести, требуя, чтобы я вместе с другими чиновниками являлся к нему на его среды, где бывало несколько карточных столов и где все не играющие в карты окружали чудака старика хозяина, не выпускавшего изо рта трубки, которую он курил беспрерывно, заменяя одну другою, играя в трик-трак с другом закадычным своим, баснописцем Иваном Андреевичем Крыловым, дымившим огромную бременскую сигару, какими сигарами были битком наполнены все его карманы, как светло-синего фрака, так [и] серых шаровар и бывшего когда-то белым жилета. После выпитого стакана плохого чая гости имели право улетучиваться.

В числе моих тогдашних сослуживцев был полячок Василий Игнатьевич Романович-Любич[650], постарше меня на 5–6 лет, желтолицый брюнет с темными бакенбардами. Он был мастер влезать в душу каждого, кто попроще, и объегоривать мастерски. У меня тогда было много книг и между прочим 12 томов с 12 портретами русских писателей избранных мест из тогдашней литературы[651], далеко не богатой. Романович сумел зачитать у меня это замечательное собрание и проделать этот фокус со многими предметами тогдашней моей собственности. Этот раз он уговорил меня поехать с ним (то есть на извозчике на мой счет) в Варваринскую гостиницу, где со вчерашнего дня остановился бывший его по Нежинскому лицею товарищ Николай Васильевич Гоголь-Яновский[652], которому все предсказывают великую будущность на поприще литературы, хотя теперь он еще ничего не печатал здесь и в Малороссии.

Мы застали Гоголя в ситцевом ваточном халатике за самоваром. Тогда это был остро– и длинноносый, небольшого роста молодой, лет 20 человек с волосами растрепанными и довольно длинными какого-то неопределенного цвета. Он был очень похож на свой портрет, изображающий его в молодости.