В нашей старинной истории, писанной скромным и богобоязненным пером иноков, нам не передано случаев омерзительных кровосмешений на троне, хотя проявления разврата ненормального и тогда не были редкостью. Милейший Иван Грозный, например, нисколько не церемонился, мужеложествуя с Басмановым, который носил огромные женские серьги, гладко брился, завивал волосы, белился, румянился и в минуты опрических вакханалий садился царю на колени и взасос целовал его. В позднейшее время бессмертный наш преобразователь, представитель всяческих грехопадений и гадостей, Петруха[617]
, как уверяют некоторые современные авторы секретных записок, в молодости, имея десятки всяких любовниц – Монс и прочих, имел связь плотскую с Меншиковым (Шашкой), а в летах зрелых за 30 годов – с Ягужинским. Но с дочерьми и с сестрами преступных сношений, сколько мне известно, в прежние, давнишние времена не было вовсе. В мое же время мне сделались известны, из рассказов публики, немногие случаи, а именно:1) Историк-фабулист[618]
Александр Иванович Михайловский-Данилевский очень бесцеремонно жил со своей дочерью фрейлиною Антониной Александровной, которую, когда она «зачала во чреве» и об этом узнали при дворе, исключили из фрейлин, а он поспешил ее выдать замуж за адъютанта генерала Тришатного (начальника внутренней стражи, кончившего белою лямкою[619]) шт[аб-]ротмистра Бердяева[620], громадного богача, наследовавшего три огромных состояния, но идиота вроде кретена, не умевшего даже понять, что он получил жену не девицу.[2)] Затем в Министерстве иностранных дел в двадцатых годах служил красивый и великолепный барон Шиллинг фон Канштадт (кузен изобретателя телеграфа)[621]
. Он имел несчастье овдоветь рано, на 27-м году. Покойная жена оставила ему шестилетнюю дочь, которую он отдал в Смольный, а сам на 12 лет уехал из России в Европу, в Азию и даже в Китай с Тимковским[622]. По возвращении в Петербург он страстно влюбился в родную дочь свою, очаровательную восемнадцатилетнюю блондинку. Чтобы иметь право на ней жениться, он устроил так, что остался в лютеранстве, а она приняла православие. Браку, разумеется, помогли деньги, так как он был богат[623]. Плодом этого брака был сын, которого в 60-х годах я знал в чине статского советника и служил с ним в Подолии. Он был непроходимо глуп, этот плод гнусной любви.[3)] Затем известно, что Дмитрий Гаврилович Бибиков, выдав свою прелестную сестру за измайловского офицера, сына танцмейстера[624]
, Дюклу, жил с Марьей Гавриловной, ездя к Дюклу ежедневно.[4)] Старший из Перовских, умерший не графом, Алексей Алексеевич, 20 или более лет жил со своею родною сестрою Анной Алексеевною, выданною им замуж за нищего графа Константина Петровича Толстого. Плод сожительства с братом – известный писатель граф Алексей (Константинович) Толстой[625]
.В 40-х годах итальянская опера в Петербурге в особенности славилась и была сильно посещаема царскою фамилиею, а потому и всем петербургским обществом, высшим – по обязанности и вкусу, а средним и низшим – из страсти обезьянничать и тянуться раку с клешней, куда скачет конь с копытом.
В числе певцов-теноров был тогда знаменитый Марио, голос и метода которого считались превосходными; но выше и голоса, и методы во мнении и в чувствах ценилась внешность этого итальянца – красавца из красавцев. Не было почти женщины и девушки в Петербурге, которые бы не
Всех предметов любви и предпочтения явного Марио трудно перечесть, но громче других была страсть к нему фрейлины (жившей во Дворце), очень богатой московской сироты Анюты Олсуфьевой[627]
, которая даже не умела маскировать своих сердечных порывов приличиями, почему городская сплетня немедленно сделала ее своею жертвою. Марио кокетничал и играл роль кошки с мышками с большею частью своих влюбленниц; но Аннете Олсуфьевой отвечал откровенной взаимностью и готов был на ней жениться даже, отчасти ради ее богатства, может быть.