Воспоминания петербургского старожила. Том 2

Вдруг импровизировался прелестный танцовальный вечер, составленный из очень молоденьких девушек, почти детей, и из только что объэполеченных офицериков, вчерашних юнкеров. Дамы были в самых простых, домашних туалетах, кавалеры все в сюртуках. Таков был лозунг, переданный при зове накануне госпожи Кологривовой. Когда тапер заиграл ритурнель французской кадрили, очаровательная мадмуазель Клара Уист подошла к Сенковскому и сказала ему, грозя кокетливо пальчиком: «Si monsieur le baron de Brambéus ne danse pas avec moi trois quadrilles, ju lui en voudrai tout autant, qu’il veut à la grammaire russe» («Если господин Барон Брамбеус не будет танцовать со мною трех кадрилей, я рассорюсь с ним еще больше, чем сколько он в ссоре с русской грамматикой»).

Сенковский покраснел как вареный рак сквозь свои бурые рябины, поцеловал атласистую ручку хорошенькой американки и, уверяя, что вот уже десять лет, как он не танцовал, но что Dieu fait ce que femme veut (Бог делает то, чего желает женщина), пригласил Д. Н. Струкова в визави и, довольно неуклюже ведя свою даму, отправился в залу. Осип Иванович исполнил волю мадмуазель Уист и протанцовал с нею три кадрили, в одной из которых визави его был Павел Николаевич Кабалеров, танцовавший эту кадриль с дочерью знаменитых в ту пору артистов Александринского театра Каратыгиных (Василья Андреевича и Александры Михайловны), которая не отличалась, правда, красотою и которую в интимном разговоре с Кларой Барон Брамбеус называл la giraffe (жираф), но за тем эта долговязая, в те поры пятнадцатилетняя девочка[602] блистала умом замечательным и образованностию весьма и весьма недюжинною, умея превосходно, совершенно по-парижски владеть французским языком и рассказывать бездну презанимательных подробностей о парижской их с матерью жизни и об их заграничных друзьях и знакомых, среди которых чуть ли не первую роль занимал корифей тогдашней беллетристики, Александр Дюма-отец, замечательный своими странностями и эксцентричностями, которые умная девушка умела так мастерски передавать.

Приложения

Мемуарные миниатюры, написанные В. П. Бурнашевым для Н. С. Лескова

Невскопроспектный педерастический разврат

В 30–40-х, даже 50-х еще годах на Невском проспекте в вечернюю пору, когда выходили на свою ловитву разнообразные гетеры в юбках, являлось множество гетер в панталонах. Все это были прехорошенькие собою форейторы (нет нынче, с тех пор что вывелась упряжка четверкою цугом (с отлетом)), кантонистики, певчие различных хоров, ремесленные ученики опрятных мастерств, преимущественно парикмахерского, обойного, портного, а также лавочные мальчишки без мест, молоденькие писарьки Военного и Морского министерств, наконец даже вицмундирные канцелярские чиновники[603] разных департаментов.

Они не предлагали, как девки, своих услуг, но едва вы взглядывали на них, шедших всегда очень медленно и останавливающихся у газовых фонарей, чтоб лучше было их видеть, то улыбались, а ежели вы на эту улыбку отвечали улыбкою же, то эти гетеры мужеского пола завязывались за вами и преследовали, идя близко сзади или подле, пока вы не садились на извозчика, чтоб удалиться от этого преследования, ежели преследуемый не был влюблен педерастски. В противном же случае гетера-мальчик и развратник ехали вместе в какой-нибудь трактир, где нанимался нумер, или в семейные бани – те, другие или третьи, каких была масса тогда с нумерами. Впрочем, иные любители брали юношей к себе на квартиру. Между молодыми извозчиками, особенно лихачами, было весьма много пареньков, промышлявших этим гнусным промыслом. Само собою разумеется, что все эти субъекты щеголяли своим туалетом и носили канаусовые рубашки. Иные доводили свой гетеризм до того, что белились и румянились.