Воспоминания. Письма

Дуся моя и Лялечка. Как нежно я ни пишу тебе, всего этого недостаточно, чтобы выразить тебе, какая ты прелесть и счастье! Прости меня, что я так хмуро начал серию этих писем: я тогда еще ничего не имел от тебя, кроме упреков. Прости за горечь в словах о несчастной Марине: если я чем-нибудь виноват перед ее памятью, это не касается тебя, ты чиста как ангел перед ней, у меня же к тебе нет ничего, кроме сознанья, что ты и я одно и то же и кроме невозможности отделить тебя от меня. Спасибо тебе за умное и бодрое письмо. Ты чудный друг и большой человек. Я распорядился, чтобы начали ремонтировать квартиру, и внес в домоуп<равление> денег для этой цели. На даче у меня все вещи и книги были вынесены в чулан (в твое газоубежище). Вчера впервые перенес энциклопедический словарь назад на книжную полку. У нас в Ельне (под Смоленском) был большой успех. Если он разовьется и мы перейдем в наступление против немцев, если произойдет общий перелом к лучшему и укрепится надолго, может быть, зимой или к весне вас можно будет перевезти в Москву. Но я с Леоновым и Фединым во всяком случае до начала зимы вас увидим. Крепко обнимаю тебя и детей. Если ты чего-ниб<удь> не поймешь в письме или чем-ниб<удь> будешь недовольна, знай и помни главное: что я люблю тебя как жизнь мою и хочу жить с тобой хорошо долго, долго.

Твой Б.

<Конец сентября 1941 г. >

Милая моя мамочка!

Я пишу тебе всегда такой вздор. Как я люблю тебя! Письма же у меня такие, потому что я страшно занят мелкими заработками и вечною беготней и разъездами между развалинами городской квартиры (окна до сих пор не вставлены) и дачей. Киса, друг мой, может быть, так и будет, как ты пишешь в последнем письме (переезд в Новосибирск), но все это надо медленно и умно подготовить; осторожно, солидно и издалека. То же самое и с моим приездом. Я все к этому только и веду. Но скольких сил и забот это все еще будет стоить! Держись, насколько возможно, за детдом и столовую, за как бы то ни было ни плохо, но чем-то снабженные коллективы, умница ты моя, ты сама все это чудесно понимаешь. Обнимаю тебя, целую тебя, обнимаю тебя. Мне кажется, я смею, не гневя бога, сказать тебе до свиданья, чего не мог и не представлял себе летом.

Положенье ужасное. Пал Киев. Все стоит перед каким-то скорым, неведомым и страшным концом. Но отчего нет страха в душе моей. Отчего все увлеченнее, все с большею верой смотрю я вперед. До свиданья, ангел мой, поцелуй детей, моя Лялечка, и мужайся, может быть, скоро, в конце октября, мы будем вместе. Прости, что среди посылок иногда такая ветошь, но что мне делать.

Золотая Киса моя, пиши мне почаще. Все последнее время я в разлуке с тобой, начиная с прошлой осени, мне тебя так недостает! А в своих письмах ты себя выражаешь так полно, что это напоминает твое присутствие.

<31 декабря 1941 Чистополь>

Зиночка, нам не придется быть сегодня вместе. Мне придется полежать. Я неудобно повернулся, и у меня начинает болеть спина. Это пустяки, если захватить вовремя и дать отдых мышце. Сегодня мне от тебя ничего не нужно, тем более что все вы будете страшно заняты. Но завтра, 1-го, пожалуйста, приведи Леничку[270] ко мне после завтрака с тем, чтобы он побыл у меня до своего обеда. Если ты будешь занята, попроси, чтобы кто-ниб<удь> отвел его, м<ожет> б<ыть>, во время прогулки.

Желаю тебе начать год со счастливыми предчувствиями и благоприятными знаменьями, а в году желаю самого наилучшего: поправки Адику, успехов в занятиях Стасику, а Гаррику освобожденья[271]. Кланяйся всем в детдоме. Передай письмецо Ф<анни> П<етровне>[272]. Целую тебя.

Твой Б.

1942

<После 17 октября 1942>

Дорогая Зиночка! Когда я уезжал, я мысленно прощался с тобой и Леней на год. Теперь я не верю возможности, что скоро снова с вами увижусь. Я боюсь думать об этом счастьи.

Посылаю тебе с Бертой Яковлевной[273] папирос, а Лене шоколаду. Я заплатил за него 300 р. Мне больно, что тут нет ничего для Стасика. Может быть, уступишь ему от меня две коробки?

Договор на Антония и Клеопатру заключен[274]. Завтра отправляю тебе через Литфонд два чемодана. Не удивляйся множеству рухляди. Что делать, все пригодится для обмена.

Мой чемодан отправляется назад почти в том же виде, в каком я его сюда привез. Можешь даже не распаковывать вещей до моего приезда. Но на всякий случай посылаю тебе в конверте ключ от твоего парижского. Адикову шубу утащили вместе с лучшими из Жениных вещей. То же самое случилось бы с ней, если бы она осталась в Лаврушинском. Все уцелевшее хранится у Елены Петровны. Теплое белье и шляпу она мне купила зимою после моего отъезда.