Этих простых слов было достаточно, чтобы пробудить в потаенных уголках нашей памяти картины вечеров в Аргенторане, закопченных таверн в погребках, где подавали полные кувшины пива, светлого и игривого, как девицы, обслуживавшие посетителей. Захваченные общей ностальгией, мы припоминали всякие истории, которые, по совести говоря, были чаще всего дурацкими, но они оживляли в нас память о нашей ушедшей молодости и наших покойных друзьях. Не припоминаю, почему в нашей беседе проскользнуло имя Зенобии. Жара, вино, усталость… Я стал кусать себе губы из-за своей оплошности, видя, как тень грусти промелькнула на лице Флавия: эта неумная и бессердечная женщина, без веры и нравственных правил, которая бросила его почти сорок три года назад, конечно, давно мертва, а он все еще оплакивает ее…
Между нами воцарилось молчание, и, не зная, как его прервать, я решил было предложить Флавию отправиться спать, когда галл указал пальцем в направлении Большого цирка, обычно утопающего во тьме, и сказал:
— Посмотри, господин, там, должно быть, какое-то ночное празднество или что-то в этом роде. Смотри, как он освещен!
Удивленный, я поднял глаза, и то, что я увидел, потрясло меня. Зрение Флавия ослабло, но все же он сразу понял, что происходит.
— Там пожар! — Я почти прокричал эти слова.
Да, вне всякого сомнения, там, внизу, у подножия Целия, близ дивных садов, где я останавливался накануне, чтобы насладиться панорамой Рима, свирепствовал пожар. Там, у входа в Большой цирк, было множество дощатых бараков, в которых в дни скачек и представлений располагались торговцы: продавцы сосисок, кусочков жареной поросятины, которые продавались завернутыми в виноградные листья, чтобы кипящий жир и соус пропитывали мясо, делая его нежным и вкусным. Возможно, один из лавочников, запирая каморку, небрежно потушил жаровню… Пожар быстро распространился на соседние лавочки, многочисленные сараи, которые загромождали всю долину и в которых хранили фураж для участвовавших в скачках лошадей, масло для осей, колеса беговых повозок, а также бочки с дегтем; еловом, множество товаров, один другого огнеопаснее… Я смотрел, как зачарованный, на громадное кольцо пламени, которое охватило часть цирка, посягая на Палатин и Целий. Знойный ветер, который обычно утихает только к ночи, многократно усилил злобную стихию пожара. В какой-то момент дым, поднимающийся с пепелища, завернул к Авентину и ароматы моего сада сразу растворились в этом удушливом запахе беды. Каким бы устрашающим оно ни было, зрелище впечатляло своей чудовищной красотой. В тот миг я еще не понимал масштабов катастрофы, которая надвигалась на Город…
В прошлом, почти каждое лето, мне не раз доводилось видеть, как начинались грозные пожары, которые мгновенно поглощали десятки домов, а иногда целые улицы в старых кварталах, изобилующих деревянными постройками. За десять лет до пожара Большого цирка стражи два дня и две ночи боролись с огнем, угрожавшим центру Города и древним памятникам. После той катастрофы Клавдий, которого преследовал страх перед возможным разрушением славных реликвий Города, особенно библиотек, увеличил число стражей и проверил, как выполняются распоряжения Августа, согласно которым граждане должны были держать у себя в доме достаточный запас воды, чтобы сразу пресечь распространение огня.
Однако — и я начинал это понимать — теперь на пути пожара стояли лишь амбары, немногочисленные сторожа которых ничего не могли противопоставить столь масштабной катастрофе. Пламя все возрастало, багряные в основании языки отсвечивали необыкновенным розовым цветом и вспыхивали порой голубыми и зелеными искрами.
Рука Флавия внезапно сжала мой локоть:
— Смотрите, господин! Похоже, загорается и в Велабре!
Изумленный, я посмотрел в указанном направлении; Флавий был прав… Ни ветер, ни логика не могли объяснить, каким образом пожар мог так быстро распространиться на этот квартал. Мне показалось, — конечно, лишь показалось, ибо я был слишком далеко, — будто я слышал треск огня, когда загорелись строения Анноны и хранилища зерна с недельным запасом, от которых занялся храм Цереры и служба Архивов Плебса. Еще две улицы — и пламя достигнет храма Весты, который охраняет пенаты римского народа.
С противоположной стороны от Велабра внезапно загорелся Целий, несмотря на свои сады, парки, храмы, дома патрициев. Обычно их пространство, бассейны, фонтаны и толстые каменные стены представляют собой достаточную преграду огню. На севере, юге, западе и востоке горело всё, что окружало Большой цирк. Словно устав лизать подножие Палатина, которое защищали стражи, пытавшиеся сбить огонь на пути к покоям Кесаря, стихия с ревом, который должен был быть слышен даже в Ости, устремилась в переулки, ведущие к Авентину. Пожар надвигался на нас. Я с изумлением видел, как пламя взвилось одновременно в двух противоположных концах квартала — у Сабинян, близ храма Ромула, и у Приска, который живет возле храма Дианы.