Воспоминания розы

Ах, жены летчиков! Нам ничуть не легче, чем нашим мужьям. Они жалеют и любят нас. Им нужно было победить ночь, успеть на промежуточную посадку, потому что мы их ждали. Все остальное – усталость, долгие часы борьбы с непредсказуемой погодой, туман, идиотские приказы начальников из Парижа слить несколько литров бензина, чтобы облегчить работу двигателя, – ничто не имело значения. «Если бы мы могли приземлиться на четверть часа позже, мы были бы спасены», – написал один из пилотов, перед тем как рухнуть в море и утонуть. Но приходилось подчиняться приказам с земли. Они садились в машины, как роботы, которые отправляются на войну. На войну с ночью.

Возвращались они без громких слов. Ни о чем не говорили, просто продолжали жить. Через пять дней – новый полет. А сейчас – поедим и выпьем. Но Тонио в отличие от остальных хотел читать, писать. Так что мне приходилось становиться тише воды, ниже травы и сидеть молча. Я рисовала, но эти рисунки были ни на что не похожи. Если его это раздражало, я садилась вышивать. И на диване громоздились горы вышитых подушек. Ему нравилось, чтобы я оставалась с ним в комнате, когда он писал, и если ему не хватало идей, он просил меня послушать, читал мне по два-три раза только что написанные страницы и ждал моего приговора…

– Ну, о чем ты думаешь? Тебе это ничего не напоминает? Не интересно? Я их порву. Полный идиотизм, тут нет ни единой мысли!

И я выдумывала бог знает что, рылась в запасниках своих историй и часами рассуждала о странице, которую он только что сочинил.

Испытание заканчивается, и он – вновь счастливый – смотрит на меня:

– Я хочу спать, пойдем в постель…

Или решает:

– Я хочу пройтись. Надень удобные туфли, пойдем на берег моря. Поедим устриц. Побренчим на механическом пианино в каком-нибудь прибрежном кабачке, например в «Синей птице»!

Этот кабачок пользовался неважной репутацией, но был единственным приятным местом, не чопорным, куда мы приходили как к себе домой, вставляли монетку в пианино и – вперед, музыка… Здесь подавали еду и напитки и ни разу нас не обслуживала одна и та же официантка. Та, что была свободна, знала летчиков, приходивших со своими «дамами», другие проводили время с моряками. «Синяя птица» стала местом светских встреч в Касабланке, если можно так выразиться. Там едва ли набралось бы двадцать пар, которые умели читать и грамотно писать, крещеных и обвенчанных… Было две или три семьи нашего круга. Несмотря на то что они занимались бизнесом, нам все же удавалось найти общие темы для беседы. Нам было хорошо вместе.

* * *

Когда Тонио улетал на своем почтовом, меня впору было отправлять в больницу, так изматывала меня бессонница. И снова я начинала свои пляски вокруг радистов… те же пируэты… те же страхи…

Однажды я услышала разговор двух пилотов: «Я только что от радистов. Все кончено. Антуан разбился… Только что послали другой самолет искать его тело и почту, если ее еще можно спасти».

У меня зазвенело в ушах. Как в Севилье во время Пасхальной недели, я перекрестилась и, словно обезумевшая газель, помчалась к радистам. Я задыхалась в чудовищной полуденной жаре. Я пробежала через весь город, вместо того чтобы взять такси. Ноги сами несли меня, я не могла ни о чем думать. На пороге конторы я столкнулась с громко рыдающей женщиной, это была моя подруга – мадам Антуан. То есть разбился летчик Жак Антуан, а не мой муж Антуан де Сент-Экзюпери. Я смеялась как сумасшедшая: «Ах, мадам Антуан, какая я глупая, так это ваш муж разбился…» И я все смеялась и смеялась. Пришел доктор, и мы обе проспали с ней сутки под действием морфия…

* * *

Пино собирался жениться. Пино был нашим другом. Он любил проводить с нами время. Обручившись, Пино решил уехать. Его мать уже все приготовила во Франции: дом, приданое и все такое прочее. Тонио предложил ему:

– Соберем приятелей в нашей огромной квартире и устроим похороны твоей холостяцкой летной жизни.

Пино согласился. Тонио выдал мне половину своего месячного жалованья, чтобы купить шампанское на праздник.

Пино покидал Дакар навсегда. В последнем почтовом рейсе его должен был заменить другой пилот. Но Пино настоял:

– Слушай, дай я слетаю в последний раз.

Пилот уступил ему. Взлет не удался, двигатель забарахлил, и Пино разбился прямо на летном поле… Прощай семья, невеста, приготовленный праздник…

Тонио в тоске глядел на накрытый стол. Он с присущей ему щедростью хотел торжественно проводить друга, навсегда оставлявшего авиацию…