Моя золовка оказалась в больнице, когда Тонио приехал за мной. Веселое Рождество! Мы боялись, что она останется обезображенной на всю жизнь. Мы привезли ее в Париж, я устроила ее в своей спальне, а сама перебралась в гостиную. Она улыбалась моему мужу, вся голова у нее была в бинтах. Но врачи успокоили нас – хирургического вмешательства не понадобится. Они пообещали, что отдых приведет все в норму. И ее лицо станет прежним. Я нежно ухаживала за ней, окружила ее всякими безделушками, отдала ей свое радио. Тонио часами сидел у ее изголовья. Странно, но она просила меня выйти из комнаты, когда к ней приходила Э. или Тонио. Они втроем проводили долгие часы в моей спальне. Когда я появлялась, они замолкали. Однажды я зашла спросить у своей золовки, что она хочет на обед. Я была сама любезность и сказала им, смеясь:
– У вас вид заговорщиков. О чем вы тут шепчетесь?
Они уставились на меня с отсутствующим видом. Я боялась входить в свою собственную комнату. Но Диди выздоравливала. Она начала смеяться, у нее постоянно работало радио. Я все еще не понимала, что происходит. Я охраняла сон Тонио, так как до его полета в Тимбукту оставалось всего несколько дней. И однако же его посиделки с сестрой продолжались далеко за полночь. Я чувствовала, что в собственном доме меня окружают сплошные ловушки. Тонио казался мне похожим на актера, который не удосужился прочесть текст роли, а его вытолкнули на сцену играть бесконечную пьесу, где все, кроме него, выучили слова, и ему приходится импровизировать…
Однажды поздно ночью я попросила Тонио зайти ко мне. С самого Рождества он не заходил в мою комнату. Я жила на верхнем этаже, поэтому прокричала с лестницы:
– Тонио, принеси мне, пожалуйста, градусник, кажется, у меня поднялась температура.
Он пришел с колодой карт, которую теперь повсюду таскал с собой – для того чтобы сконцентрироваться или чтобы отсрочить ответ, если возникнут проблемы… Я крепко сжала его запястья, мои глаза были полны слез.
– Давай закончим эту игру, Тонио, все пошло наперекосяк. И ты прекрасно это знаешь.
– Что? – спросил он.
И тем не менее в его голосе прозвучало желание услышать то, что я намереваюсь сказать.
– Ты больше не любишь меня. Я тебе мешаю. Я мешаю твоей сестре. Ты избегаешь смотреть на меня. Даже за столом. Даже сейчас мое прикосновение тебе неприятно. Но я тебя не отпущу, тебе придется меня выслушать.
У него в комнате зазвонил телефон. Тонио хотел высвободиться.
– Ты не пойдешь. Каждый вечер я слышу, как ты часами разговариваешь по телефону. Ты понижаешь голос, словно боишься быть услышанным, когда я захожу в кухню за стаканом молока перед сном.
В этот момент зазвонил мой телефон. Было уже около четырех часов ночи. Я сняла трубку. Это была Э., которая задала мне какой-то дурацкий вопрос и извинилась за поздний звонок, но она же знает, сказала она, что Тонио еще не спит.
– Извини и ты меня, – ответила я ей. – Я как раз с ним разговариваю!
Тонио сидел на моей кровати, неподвижный и молчаливый.
– Раз уж ты не хочешь говорить, – продолжала я, – придется мне. Как прикажешь это понимать? Что меня преследуют даже ночью, если ваш телефон не отвечает? Да, я ревную! Впрочем, у меня нет больше поводов для ревности, раз вы меня не любите. Сейчас вы меня ненавидите, один Бог знает почему. Однако вы прекрасно знаете, что ничего ужасного, ничего плохого я вам не сделала. Может, именно это и злит вас? Вы никогда мне не лгали, даже сейчас, когда вы молчите как могила. Как бы мне хотелось знать, что творится у вас в голове! Я имею право знать, я не желаю постоянно ощущать угрозу. Вы демонстрируете мне карточные фокусы, чтобы сбить меня с толку, но ваше лицо стало грустным. Я прекрасно знаю это выражение. Я не святая и не колдунья. Конечно, я для вас больше ничего не значу, потому что не могу облегчить ваши страдания своей любовью. Думаю, вы не можете ничего сделать, чтобы успокоить меня. Спите. Забудьте мой голос, если он вам так неприятен. Но не забудьте того, что я хотела вам сказать: самые ужасные драмы – это драмы, полные загадок.
Его телефон снова зазвонил. На этот раз я попросила его снять трубку.
Его издатель решил устроить вечеринку в честь выздоровления Диди. Там были Моран, Пурталес и много других писателей. Счастливая Диди не отходила от своего брата, а тот в свою очередь не отходил от Э., которая была прелестна и пока еще не показывала зубы!
Около часа ночи я упрекнула мужа в том, что за весь вечер он ни разу не обратился ко мне.
Он ответил:
– Свою сестру я знаю уже тридцать пять лет, а вас – только семь!
Я почувствовала, что мой мир рушится. Я вынула из сумочки ключи от нашей квартиры и вручила их ему:
– Вот ключи. Я не желаю оставаться с мужем, который меня предал.
Я произнесла это очень громко. Разговоры стихли. Все сочли, что я ужасная женщина. Мегера. Я чувствовала себя так, словно жизнь кончена. Хозяйка дома молча подала мне пальто. Мне казалось, что я лечу в пустоту.