Сорок пять километров, которые я ежедневно проезжала до Парижа через Венсенский лес, стали приятной привычкой. На пути мне попадались огромные поля свеклы, аппетитных овощей, ночью их доставляли в Париж, а на рассвете они уже появлялись на городском рынке. Но эта торговля становилась все более и более напряженной, у этих славных крестьян, привозивших свой урожай в столицу, творилось что-то неладное. Я догадывалась и разделяла их беспокойство. Говорили о войне и мобилизации. Франция готовилась к сражениям. Мы, парижане, держались за мир любой ценой, мы не желали даже слышать о войне, никто ее не хотел, но она была уже в нескольких сотнях километров от нас… Нашим единственным спасением было притворство, мы делали вид, будто ничего не знаем, не обращаем внимания на слухи и спокойно наслаждаемся последними весенними днями 1940 года.
Тонио все так же приезжал обедать в Ла-Фейре. Это была единственная трапеза, которую я вкушала дома в окружении собак и друзей-садовников – Жюля и его супруги. Жюль брал на себя функции сомелье и умел так аккуратно разливать и розовое вино, и шампанское, что ни одна капля не падала на скатерть, покрывавшую легендарный стол Ла-Фейре. Мой муж уже надел форму – летчиков призвали в армию, несмотря на отсутствие самолетов. Тем не менее они были готовы к этой войне, хотя воспринимали ее скорее как фарс и нелепую мясорубку, потому что не располагали никакой боевой техникой перед вооруженным до зубов противником…
Месяцы пролетали быстро. Мы избегали упоминаний о войне, предпочитая обсуждать цветущий боярышник, разлитое по банкам варенье или охотничий домик, который следовало покрасить.
Однажды я сообщила Тонио, что собираюсь потратить все свои сбережения на покупку зерна, чтобы кормить кур и прочую живность.
– А еще я переделаю теннисный корт в курятник. А в бассейне буду разводить уток.
Дни напролет я перевозила в багажнике своей машины огромные мешки с зерном, купленным там и сям, потому что крестьяне тоже уже начали, как и я, копить и прятать то, что у них оставалось.
А потом Франция вступила в войну. И была молниеносно разгромлена. Моя мама, жившая в Сальвадоре, велела в телеграмме, чтобы я как можно быстрее бежала из Европы и вернулась домой как послушная маленькая девочка.
Я сообщила мужу об этой телеграмме. Впервые он умолял меня, плача как ребенок, оставаться во Франции, что бы ни случилось. Я не должна его покидать: если я уеду, он почувствует себя беззащитным и его подстрелят во время первого же боевого вылета, ведь он не будет больше дорожить жизнью.
Я обещала ему то, чего он так страстно желал. Но так как теперь стало практически невозможно добраться до «Радио Пари» по проселочным дорогам, я решила переехать в город, чтобы продолжать работать. Тонио убедил меня отказаться от работы на радио и остаться в Ла-Фейре – кормить своих кроликов и варить варенье. Я согласилась, потому что аэродром Тонио находился недалеко от поместья и он часто заезжал сюда отдохнуть рядом со мной на пару дней в неделю. Несмотря на такую суматошную жизнь, мы урвали несколько дней счастья среди океана листвы и роз в Ла-Фейре.
Немцы разбомбили вокзал в Жарси, в нескольких километрах от моего дома. Вагоны сошли с рельсов, и моя кухарка обезумела от страха. Слугу должны были призвать в армию, так что мы с Жюлем и его женой оставались втроем.
В понедельник – это было, кажется, 10 июня – мой муж вернулся домой очень возбужденным.
– Надо сейчас же ехать, – заявил он.
– Куда?
– Куда-нибудь. Это не важно, собери небольшой чемодан, только самое необходимое. Скоро ты вернешься домой. Я надеюсь. Но я не хочу, чтобы ты оставалась тут одна. Немцы скоро войдут в Париж. Их уже слышно…
– Да, я их слышу, особенно ночью. А недавно мы видели самолеты, был бой почти над самой усадьбой.
– Скорее! Поезжай на этом маленьком «пежо». Надо взять как можно больше бензина, чтобы уехать подальше, мне кажется, самым разумным будет поехать в По.
– В По? Но я там никого не знаю.
– Ну и что? Ты быстро освоишься. В По на бронированных грузовиках вывозят золотой запас Франции. Ты поедешь следом за одним из этих грузовиков и всю дорогу будешь держаться за ним, потому что немцы ни за что не станут бомбить золото Франции. Они хорошо информированы и знают, что его перевозят в надежное место. Так они будут знать, где его искать после переговоров. В их интересах сохранить золото.
Итак, я уезжала на машине. Я дрожала от холода и страха.
– Прошу тебя, не надо слез, – повторял Тонио. – Успеешь наплакаться позже. Если ты хочешь узнавать новости обо мне, тебе придется находиться в свободной зоне. Если ты останешься в Париже, ты никогда ничего не узнаешь, даже если меня убьют.
Я до сих пор спрашиваю себя, повинуясь какому импульсу, какому загадочному предчувствию я последовала его совету и, как сомнамбула, выехала в По.