Служащий проводил меня. Правительство реквизировало у граждан комнаты – более или менее удобные, неотапливаемые, расположенные в мансардах, без воды. Я была счастлива получить кровать у одной из местных жительниц, которая постелила мне в одной комнате с солдатом и старухой.
Пребывание в этой мансарде было мучительным, но еще более мучительным оказалось ожидание вестей от Тонио, который воевал в Северной Африке. Я не знала, каким святым молиться, чтобы получить от него письмо, и, мечась между страхом и смирением, я наконец вооружилась терпением, чтобы пережить и это испытание.
И вот однажды, в один ничем не примечательный день, я стояла среди сотен таких же несчастных, которые с семи часов утра занимали очередь перед окошком на почте. Одна из моих знакомых служащих обычно махала мне рукой, предупреждая, что для меня ничего нет. В тот день я услышала ее голос: «Письмо для мадам де Сент-Экзюпери». Я испытала такую радость, словно падающая звезда вдруг остановила свой бег. Солнце светило для меня одной, среди этих замкнутых и бледных лиц, ожидавших писем изо дня в день.
Пожилая дама взяла меня под руку, и, обойдя очередь, я получила вожделенный конверт. Все взгляды обратились на мою одежду, обувь, лицо. Зависть людей оказалась так сильна, что я без сознания опустилась на мраморные плиты пола. Вся очередь беженцев поневоле бросилась поднимать меня, но на самом деле каждый хотел хоть одним глазком взглянуть на почерк в письме, которое я прижимала к груди так, словно кто-то хотел его отнять.
Пожилая дама, проводившая меня к окошку, помогла мне подняться по лестнице и отвела меня в ближайшее кафе. Она поправила очки и посоветовала мне успокоиться и немного подумать, прежде чем открыть конверт.
– Я пойду с вами в церковь, чтобы возблагодарить небо. А теперь читайте ваше письмо, дитя мое, – растроганно добавила она.
Я узнала почерк Тонио, но буквы расплывались перед глазами. Я разучилась читать, ослепла, огоньки всех цветов плясали у меня перед глазами, я разрыдалась. Пожилая дама взяла письмо и сообщила мне, что Тонио благополучно прибыл в Африку, что он отправил это письмо с единственным почтовым самолетом, вылетавшим во Францию. Что это был последний рейс между Африкой и Францией. «Я же обещал вам дать о себе знать», – писал он. Он обещал вернуться и никогда больше не покидать меня.
До позднего вечера мы просидели в церкви, оказавшейся единственным местом, где еще можно было отдохнуть, потому что население города увеличилось в десять раз по сравнению с мирным временем. Когда пожилая дама оставила меня, я осознала, что не спросила ни ее имени, ни адреса. Но слишком поздно, она уже растворилась в толпе.
Я смеялась в одиночестве, бормотала имя Тонио, гладила письмо, как могла бы гладить своего ребенка. Я решила выбрать хороший ресторан и наконец-то нормально поесть. Я была исполнена смелости. С тех пор как я покинула дом своих хозяев, я ни разу не ела, сидя за столом, потому что в ресторанах, несмотря на то что они работали в три смены, у одинокой женщины не было ни малейшего шанса занять столик. Но в тот вечер я твердо решила усесться за столик, накрытый белой скатертью, и насладиться едой, это поможет мне благоразумно дождаться возвращения мужа.
Он вернется ко мне… Он ко мне вернется… И он писал, что никогда больше не покинет меня. Господь услышал мои молитвы. Он вернул мне любовь Тонио, я чувствовала, что Он благословил меня среди толпы, мне хотелось вознести хвалу Творцу прямо на улице. Мне с трудом удавалось сдерживать радость, я пританцовывала, идя по тротуару главной улицы По. Тусклый синий свет в сумраке затемнения указал мне ресторан. Множество голодных людей толкалось у входа и исчезало в дверях ресторана. В свою очередь я зашла в бар. От дыма, света, запахов из кухни и от всей этой толпы меня едва не стошнило, но я голодала уже несколько дней, питаясь исключительно сухими хлебцами и сыром, купленным у крестьян, даже без стакана чистой воды…
Мужчина средних лет, одетый в серый костюм с цветастым галстуком, лукаво поинтересовался, одна ли я. Я ответила:
– Раз вы сидите у стойки, не могли бы вы заказать мне порцию портвейна? Двойную. Я заплачу сама.
Он улыбнулся, заказал мне двойную порцию портвейна и сказал:
– Я вас угощаю, мадемуазель. Я один. На двоих столик получить гораздо проще. Я живу в По и знаком с метрдотелем, он даст нам столик в следующую смену. Садитесь на мое место у стойки.
Он приобнял меня за талию нежнее, чем просто по-дружески, и втащил на табурет. Я потягивала свой портвейн, мечтая о небе Африки, которое бережет моего мужа. Я забыла о мужчине в сером, который фамильярно поглаживал меня по голой руке. Он настаивал, чтобы я заказала еще портвейна. Я согласилась, и мы продолжали выпивать. Он рассказывал мне, как заработал состояние, торгуя подержанными галстуками, что никогда в мирное время не смог бы продать такое количество галстуков и что дела идут отлично…