Воспоминания с Ближнего Востока 1917–1918 годов

Когда мы наблюдали эти яркие картины бегущих гаремов, я невольно вспомнил знаменитое альтдорферовское панно сражения Александра Македонского в мюнхенской Старой Пинакотеке[95]. А тут вдруг недалеко от нас приземлился немецкий летчик, который рассмотрел с высоты наш автомобиль. Он доложил, что противник остановил свое наступление к очищенной нами позиции у Тикрита, хотя до боя так и не дошло. Вскоре после этого появился Джафар Тайяр Бей. Он был албанцем, сколь образованным, столь и негодным командиром. Его дельного и умного начальника штаба майора Саффед-бея[96], который хорошо говорил по-немецки, он стремился держать подальше от всех тактических решений просто из ревности. Обращался с ним как с писарем. Саффед-бей использовал свои хорошие связи со Стамбулом и вскоре после этого был назначен в Ставку в качестве начальника секции.

Из порой довольно бурных обсуждений Халила с Джафаром Тайяром, из бесед с Саффедом и немецким летчиком я все более убеждался, что здесь ни о какой английской атаке речь не идет. Но я был уверен, что Джафар Тайяр Бей попросту не способен руководить этим сложным боем, который надо прервать еще до его исхода, а с другой стороны – добровольный отвод 18-го корпуса на очень сильную позицию Эль-Фата рано или поздно случился бы, и я использовал все свое влияние на Халила, чтобы решение командира корпуса было одобрено без излишних дискуссий. Халил, который, что вполне естественно, чувствовал крайнюю неуверенность во всех оперативных вопросах, с видимым облегчением принял мое предложение. Его очень удручали конфликты с подчиненными, которые по турецкому обыкновению немедленно начинали отказываться от своих постов.

Теперь было куда важнее немедленно обсудить с Джафаром Тайяром первые меры для закрепления корпуса на новых рубежах. Англичане так и не атаковали такую сильную позицию, шедшую по круто вздымавшейся из пустыни и унылой гряде «Гор Края Света», как их назвал один набожный мусульманин в армии, стоявшей в Джабель-Хамрин. Она оставалась за турками до конца. Операции на Тигре на этом были окончены. Британцы не стали прочно занимать Тикрит, а остановились под Самаррой, где подвели вплотную к позиции железную дорогу, от которой вообще отдалялись неохотно.

Как и ассирийцы тысячи лет назад, Халил и я с нашими сопровождающими пустились теперь в 36-часовое путешествие на древнем сплавном судне – келлеке, на которых всегда ходили по Тигру; мимо знаменитой «каменной пирамиды Лариссы», как называл Ксенофонт зиккурат Нимруда на храмовой горе ассирийской столицы, затем к позициям 18-го корпуса в дефиле Эль-Фата, через которые в незапамятные времени пробила себе путь река, как и Рейн под Бингеном.

В ясные и уже прохладные декабрьские дни мы отправились по глухо звучавшей и неожиданно поддавшейся под копытами наших коней гипсовой почве с невидимыми глазу кавернами, проехав вдоль высот красных гор и осмотрев новые позиции 18-го корпуса. Взгляд уходил по бескрайней дали вниз по пустыне, покоившейся под нами, словно застывший океан.

Вечером, усталый, я разбивал палатку. И тут посреди ночи я внезапно был разбужен. Германский радист передал мне тревожные известия о новых атаках англичан на 13-й корпус. Я тут же накинул шинель. Из-под навеса казино раздавались нестройные крики, смех и шум. Когда я откинул полог, на меня взглянули Халил и Джафар Тайяр в окружении своих офицеров, они явно выпивали и были заняты игрой. При моем появлении шум прекратился. Мое неожиданное появление встретили неловким молчанием. И едва я успел договориться с Халилом, что мы выезжаем завтра рано утром, и выйти из палатки, как крики и смех вновь прорезали тихую ночь в пустыне.

На автомобиле мы поспешили по ближайшей проезжей дороге от Калат-Шергат через Мосул – Киркук в Тус-Хурматлы (то есть «соленые финики»), где на соленых источниках начинались красивые заросли финиковых пальм, тянувшиеся до Кифри.

В штаб-квартире 13-го корпуса нас принял новый его командующий, преемник снятого по запросу Фалькенгайна Али-Ихсан-паши и весьма приятный в личном общении человек, полковник Селахэддин-бей[97].

Было 7 декабря 1917 г. Вскоре после нашего прибытия германский лейтенант Брунов из радиоотряда передал нам официальное сообщение о заключении перемирия между Россией и Германией[98], известие, которое вызвало настоящее ликование.

Донесения с фронта были куда безрадостнее. Позиция Джебель-Хамрин к западу от Диялы была потеряна. Британцы заняли Кара-тепе (то есть «Черную гору») и выдвинули войска, будучи уже на полпути к Кифри. Со вчерашнего дня положение не изменилось.

Подполковник османской (и майор баварской) службы Ройсс доложил мне, что никакой серьезной атаки и не было. Командир 6-й дивизии подполковник Яхья-бей оставил поле боя без борьбы.