Воспоминания самарского анархиста

Как я уже сказал, что создание эпопеи о русской революции и последующей трагедии ее народа в царствование Нерона Кровавого — история ждет своего гения «Войны и мира». Я же хочу с другими и самим собою поделиться пережитой мною и моими товарищами трагедией своей и их жизни в царствование Нерона Кровавого, возведенного партией марксидов на пьедестал божественного идеала. И те, кто видел, слышал и пережил в словах, газетах, литературе и т. п. святость и непогрешимость Нерона Кровавого — те с ужасом отвергли его учение по истреблению трудового общества и всякое господство его над хлебами и свободой человека и народов — подверглись гонениям, истязаниям, и дело дошло до того, что Нерон Кровавый истребил несчетное число своих же соратников по власти и просто безвластных во имя народа и самого себя. Но никто и никогда не был признан народами другом его сытых хлебов и другом свободы, если меньшинство продолжало жить в сытых хлебах за счет большинства, ибо рано или поздно общество, народы предъявят свое право на сытые и равные хлебы и свободу для каждого в отдельности, а в целом для всего общества.

Обещания сытых хлебов для народа при одновременном изобилии сытых хлебов для господствующего меньшинства, когда счастье одних строится на несчастье других — общество, народы по мере развития неравенства в хлебах и свободы мысли (духа) поймут, что для счастья всех и каждого необходимо упразднить всякую государственную и частную собственность на хлебы, свободу мысли, братство и равенство на жизнь, и чем быстрее это совершится, тем человечнее будет жизнь на Земле.

[Под соломенной крышей]

Петр Петрович помолчал минут десять и продолжил.

Родился я в доме под соломенной крышей в селе, что в тридцати верстах от Волги на восток и шестидесяти от областного города на север. Жители Старотопного[22] расселились по обоим берегам речушки Быстрянки, превращенной в два больших пруда мельничными плотинами, а с восточной стороны села с севера на юг протекает река Зигзага. С северо-запада село окружали небольшие горы, поросшие чернолесьем, а с юго-востока за рекою Зигзагой раскинулась низменность с полями, лугами, озерами, перелесками и бором. Многие десятки лет наше село было волостным центром, чем отличалось от других сел и еще тем, что имелись ремесленная школа, шестиклассная земская школа, две водяных мельницы, церковь, больница, три магазина и по средам большие базары[23].

Большой мост на Быстрянке разделял наше село на большую, северную часть — Матюнинское и Нефедьево общество и южную — Сергеевское общество, по именам трех бывших когда-то крепостников-помещиков[24]. За рекой Зигзагой на северо-восток и юго-восток землями и угодьями владели помещики и мелкопоместные дворяне, бывшие дворовые Екатерининских времен, владевшие участками от тридцати до ста двадцати десятин.

Старотоповцы в массе своей жили небогато, так что-то между середняками и бедняками, и небольшая часть имелась полукулацких хозяйств. Земельные наделы — душевые небольшие, малые, а потому многие старотоповцы на арендных условиях и испольщины брали землю у дворян. Сами же дворяне занимались небольшими посевами земли: землю они не любили, предпочитали сдавать ее в аренду, испольщину и брали за плату на отгул овец, быков, а потому жили не богаче крестьянина-середняка.

Но помещики сами засевали свою землю через управляющих и наемных рабочих, и если б не аренда и испольщина земли у обленившихся и обедневших дворян, то большинство старотоповцев не имели бы своего хлеба до нового урожая. Я хорошо помню, как зимой приезжал к отцу дворянин Михин и дешево сдавал в аренду несколько десятин вперед на три — шесть лет и скромно курил махорочную самокрутку[25].

Мой отец родился где-то в Симбирской губернии в селе Палихе[26] на зимнего Николу[27] в 1858 году, то есть еще в крепостное время. Мать часто почему-то называла отца Ермаком, видимо, за внешнее сходство: средний рост, черный цвет волос, коренастую фигуру. Отец никогда нам не рассказывал о своей родословной, но из рассказов его матери — моей бабушки Алены я узнал, что мой дед Павел и прадед были крепостными крестьянами. Когда бабушка овдовела, то ее с двумя дочерьми и тремя сыновьями тамошний барин по какой-то сделке передал нефедьевскому барину[28]. Мой отец остался с матерью, а два брата его, Виктор и Алексей, уже взрослые уехали на жительство в село Кривое Озеро — Тухловку нашей же области, где крестьянам предоставлялись большие наделы земли на одну душу[29].

С неуловимой быстротой проносятся мысли о далеких годах и почему-то так милых теперь. Вижу отца и мать в неустанной работе с раннего утра до позднего вечера из года в год и так всю жизнь, вижу родных и товарищей детства, юности, отрочества и зрелых лет.