Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы)

У меня невольно пронеслось в голове: Буллит - уполномоченный президента Вильсона, который в марте 1919 г. приезжал в Москву с предложением мира; активный участник советско-американских переговоров 1933 г. в Вашингтоне о взаимном дипломатическом признании; потом первый американский посол в Москве, прославившийся здесь устройством экстравагантных дипломатических приемов{113} и (что гораздо важнее) пытавшийся под личиной внешней дружественности командовать Советским правительством; превратившийся из "друга" в недруга после получения отпора от Советского правительства... И вот теперь этот самый Буллит представляет США во Франции!

А Суриц между тем продолжал:

- Буллит очень интересуется ходом переговоров, дает советы, иногда поучает, ссылается на свое знание СССР и его правительства... Конечно, его мнение значит очень много для Даладье и Бонне... Ведь Буллит энергично поддерживал их в дни Мюнхена.

В дальнейшем, когда переговоры развернулись, Буллит не раз старался их тормозить своими "советами" Бонне и Даладье. Это, точно, только усиливало саботаж, духом которого и без того были пронизаны действия английского и французского правительств.

На следующий день после возвращения из Москвы, 29 апреля, я посетил Галифакса. Находясь под московскими впечатлениями, я долго и горячо доказывал министру иностранных дел важность скорейшего заключения тройственного пакта взаимопомощи и настойчиво заверял его в самом искреннем желании Советского правительства сотрудничать с Англией и Францией в борьбе с агрессией. Галифакс слушал меня со скептической улыбкой и, когда я спросил, принимает ли британское правительство наши контрпредложения, весьма неопределенно ответил, что оно еще не закончило своих консультаций с Францией. Это подействовало на меня как холодный душ.

3 мая M. M. Литвинов был освобожден от обязанностей народного комиссара иностранных дел, и на его место назначен В. М. Молотов. Это вызвало тогда в Европе большую сенсацию и истолковывалось как смена внешнеполитического курса СССР.

Три дня спустя, 6 мая, Галифакс пригласил меня к себе и, сообщив, что Англия еще не закончила своих консультаций с другими столицами по советскому предложению о пакте взаимопомощи, в упор поставил мне вопрос, что означают персональные перемены, только что происшедшие в Москве.

- Прежде чем давать наш ответ на советское предложение, - сказал Галифакс, - я хотел бы знать, означают ли эти перемены также перемену политики? Остаются ли еще в силе сделанные с вашей стороны предложения?{114}

- В Советском Союзе, - ответил я, - в противоположность тому, что часто наблюдается на Западе, отдельные министры не ведут своей собственной политики. Каждый министр проводит общую политику правительства в целом. Поэтому, хотя народный комиссар иностранных дел M. M. Литвинов ушел в отставку, внешнеполитический курс Советского Союза остается прежним. Стало быть, сделанные нами 17 апреля предложения сохраняют свою силу.

8 мая, после трехнедельных консультаций и размышлений, британское правительство наконец вручило нам свой ответ (он был также и ответом Франции) на предложения о заключении тройственного пакта взаимопомощи. Но что это был за ответ? Британское правительство в слегка видоизмененной форме опять повторяло свое прежнее предложение от 14 апреля, т. е. добивалось, как я раньше, предоставления Советским Союзом односторонней гарантии Польше и Румынии. Очевидно, сопротивление Франции не помогло, и пессимистические ожидания Сурица оправдались.

Было ясно, что "кливденцы", особенно Чемберлен, продолжают делать ставку на столкновение между Германией и СССР, а потому не желают ссориться с Гитлером. Было ясно также, что все переговоры о сотрудничестве Англии и СССР для борьбы с агрессорами - это только лицемерный маневр, предпринятый правительством для обмана английского народа, дымовая завеса для выигрыша времени в интересах проведения все той же генеральной линии премьера. Не удивительно, что Советское правительство реагировало на английский ответ твердо и решительно. 15 мая Сиидсу в Москве было вручено письменное заявление, в котором черным по белому было сказано, что предоставление односторонней гарантии Польше и Румынии для Советского правительства неприемлемо и что единственной реальной и действительно эффективной формой борьбы с агрессией является только тройственный пакт взаимопомощи на базе тех условий, которые были изложены в советском предложении от 17 апреля. Тон нашего ответа был таков, что англичане (и французы) были поставлены перед выбором: или пакт взаимопомощи, или крах переговоров.