29 июня 1939 г. "Правда" писала: "Факт недопустимой затяжки и бесконечных проволочек переговорах с СССР позволяет усомниться в искренности подлинных намерений Англии и Франции и заставляет нас поставить вопрос о том, что именно лежит в основе такой политики - серьезные стремления обеспечить фронт мира или желание использовать факт переговоров, как и затяжку самих переговоры для каких-то иных целей, не имеющих ничего общего с делом создания фронта миролюбивых держав".
"Правда" заканчивала свою статью следующими многозначительными словами: "...Кажется, что англичане и французы хотят не настоящего договора, приемлемого для СССР; а только лишь разговоров о договоре для того, чтобы, спекулируя на мнимой неуступчивости СССР перед общественным мнением своих стран, облегчить себе путь к сделке с агрессорами".
Это било не в бровь, а в глаз.
Пакт и военная конвенция
Как бы то ни было, но к началу июля вопрос о перечислении государств, гарантированных тремя великими державами, был урегулирован, и теперь настала очередь для разрешения других трудностей, стоявших на пути к подписанию пакта. Важнейшей из них был вопрос о связи между пактом и подкрепляющей его военной конвенцией.
Позиции сторон по вопросу о пакте и военной конвенции в основном сводились к следующему.
Советское правительство считало, что пакт и военная конвенция должны составлять единое целое, быть двумя частями одного и того же соглашения и одновременно входить в силу. Иными словами, без военной конвенции не могло быть и политического пакта.
Напротив, английское и французское правительство считали, что пакт и военная конвенция - это два различных документа и что слишком тесно связывать их нецелесообразно. Почему? Когда в разговоре с Галифаксом 8 июня я впервые коснулся данного вопроса, британский министр иностранных дел сказал:
- Но ведь требовать одновременного вступления в силу пакта и военной конвенции значило бы сильно затянуть подписание соглашения... Военная конвенция так быстро не вырабатывается... Надо торопиться!
И Галифакс предложил сначала заключить пакт, а уже потом заняться военной конвенцией. В дальнейшем и англичане, и французы неизменно поддерживали такую точку зрения и при этом всегда повторяли:
- Военная конвенция только задержит заключение пакта, а нам надо спешить, как можно больше спешить... Международная ситуация принимает такой грозный характер!
Вот еще один яркий пример англо-французского двуличия и лицемерия!
В чем заключалась истинная причина такого поведения англичан и французов?
Она заключалась все в том же - в их неизменной приверженности к генеральной линии "кливденцев" и вытекающей отсюда неприязни к тройственному пакту взаимопомощи. Как раз в эти дни мне сообщили, что в начале июля между Чемберленом и его ближайшим другом министром авиации Кингсли Вудом произошел такой обмен мнениями:
- Что нового с переговорами о пакте? - спросил Кингсли Вуд.
Чемберлен раздраженно махнул рукой и ответил:
- Я все еще не потерял надежды, что мне удастся избежать подписания этого несчастного пакта.
Если таково было настроение главы правительства, то едва ли приходится удивляться нежеланию Галифакса и Даладье считать пакт и военную конвенцию единым целым.
Так как, однако, с начала июля Советское правительство категорически поставило вопрос о единстве пакта о военной конвенции, англичанам и французам волей-неволей пришлось заняться этим вопросом. Уже в середине июля Галифакс дал Сиидсу директиву согласиться на единство пакта и конвенции, предоставив послу право самому решить, когда следует сообщить об этом советской стороне. Сиидс в свою очередь протянул еще неделю и только на заседании 24 июля довел до сведения советского наркома, что британское правительство не возражает против немедленного открытия переговоров о военной конвенции. В качестве места для таких переговоров Советское правительство предложило Москву.
В июле произошло важное событие, которое еще более усилило сомнения в искренности наших британских партнеров. Около 20-го числа встретились английский министр внешней торговли Хадсон и советник Геринга по экономическим вопросам Вольтат. Официально Вольтат прибыл в Лондон для участия в международной конференции по китобойному промыслу, но фактически его задачей было произвести зондаж о возможности широкого урегулирования отношений между Англией и Германией. В тот момент мы ке знали всех подробностей переговоров Вольтата с английскими государственными деятелями. Мы не знали, в частности (это выяснилось только по окончании войны), о беседах, которые Вольтат имел с Хорасом Вилсоном. В записи тогдашнего германского посла в Лондоне Дирксена от 21 июля 1939 г. находим следующие данные о разговорах Вольтата с Хадсоном и Хорасом Вилсоном.