В-третьих: «Этот акт вступит в силу 18 апреля 1933 г.»[56]
.В обоснование билля Саймон произнес большую речь, полную демагогии и антисоветских измышлений. Исказив историю конфликта, министр иностранных дел заявил, что целью настоящего билля является оказание помощи арестованным в Москве инженерам. Однако вот что писал по этому поводу 8 апреля 1933 г. еженедельник «Нью стейтсмен энд нэйшн».
«Трудно себе представить что-либо более вредное для их (т. е. инженеров. —
Настроение на правительственных скамьях было настолько взвинчено как речью Саймона, так и всей обстановкой, что когда лейборист Стаффорд Криппс поднялся со своего места для того, чтобы выступить от имени оппозиции, лейбористского оратора встретили громкими криками: «Позор! Позор!». Речь Криппса отнюдь не носила революционно-политического характера. Напротив, он подошел к своей задаче главным образом как профессиональный юрист (каковым он был). Криппс сначала напомнил депутатам парламента элементарные положения международного нрава, касающиеся суверенитета государства, а затем перешел к анализу прохождения дела инженеров «Метро-Виккерс» в советских судебных инстанциях. При этом он констатировал, что не было никаких излишних задержек в ответах Наркоминдела на запросы британского посла в Москве, что английские инженеры привлекаются к суду на базе общих советских законов и что содержание «Белой книги» не дает никаких оснований заявить о невиновности английских инженеров. Ввиду этого Криппс рекомендовал правительству воздержаться от принятия законодательных мер чрезвычайного порядка, которые могут иметь весьма отрицательное влияние на будущее англо-советских отношений, а также на судьбу британских граждан, ожидающих судебного разбирательства в Москве[57]
.Несмотря на всю свою умеренность, речь Криппса вызвала среди сторонников правительства настоящий пароксизм ярости. Лейбористского оратора все время прерывали враждебными возгласами и криками негодования.
От имени либералов выступил Герберт Самуэль, однако речь его была чрезвычайно бледной. Он не столько критиковал поведение правительства, сколько извинялся за необходимость выступать против правительства как лидеру либеральной оппозиции в парламенте[58]
.Исход дебатов был, конечно, заранее предрешен. Правительство располагало в палате общин огромным большинством, и билль, внесенный Саймоном, был принят 347 голосами против 48. Все было проделано молниеносно и 6 апреля закон об эвентуальном запрете советского импорта в Англию был официально опубликован.
Совершив этот «геройский» акт, британское правительство продолжало выжидать. Оно хотело посмотреть, какой эффект он произведет в Москве. Оно все еще питало надежду, что это проявление «политики твердости» заставит «образумиться» руководителей советского государства.
Британское правительство ожидало повое разочарование. В начале апреля в Москве было объявлено, что заседание суда назначено на 12 апреля и что рассмотрение дела «Метро-Виккерс» будет происходить при открытых дверях в присутствии представителей печати и публики.
Дело рассматривала специальная сессия Верховного Суда СССР. Подсудимых было 18 человек, из них 6 англичан. В качестве защитников обвиняемых выступал целый ряд видных советских адвокатов.
Зал заседания суда был переполнен публикой, среди которой находились представители британского посольства, иностранные дипломаты, а также английский адвокат Тернер, которого Феликс Пол послал специально в Москву для присутствия на процессе. В зале заседания было также много иностранных, в том числе английских, журналистов, которые ежедневно посылали подробные отчеты о ходе процесса в свои органы печати. В их числе находился и мой знакомый, о котором я выше упоминал, А. Каммингс. Его объективные корреспонденции, печатавшиеся тогда в либеральной «Ньюс кроникл», и его книга о процессе, опубликованная вскоре после того, способствовали смягчению напряжения, которое было создано в английском общественном мнении саймонами и овиями в связи с делом «Метро-Виккерс».
Итак, всем сколько-нибудь объективным людям не только в СССР, но и в капиталистических странах становилось все очевиднее, что советские обвинения действительно имеют под собой серьезную почву.