Воспоминания советского посла. Книга 2

Начался последний этап в жалкой истории конференции. В соответствии с указаниями организационного бюро комиссии стали подготовлять отчет о «проделанной работе». Это был сплошной фарс. Ни одна комиссия не могла похвастать соглашением ни по одному вопросу. Все они были способны лишь констатировать непримиримые разногласия среди делегатов.

В этой сумбурной обстановке, среди всеобщего уныния и безнадежности, когда члены конференции были уже заняты упаковкой чемоданов, 20 июля на столах всех делегаций в зале Геологического музея появился любопытный документ. Внешне он походил на те сотни документов, которые раздавались в ходе конференции ее секретариатом: та же бумага, тот же формат, тот же машинописный текст и тот же штамп в заголовке: «Лига Наций, финансовая и экономическая конференция». Содержание документа гласило:

«Делегация Руритании, действуя в соответствии с духом финансовой и экономической конференции, а также желая охватить работу конференции в резолюции, имеющей шансы быть единогласно принятой, предлагает следующее: а) в то время как часто подчеркивалось, что в Европе и США имеется 30 млн. безработных мужчин и женщин, нуждающихся в разнообразных предметах потребления; б) в то время как общепризнано, что в мире имеются большие запасы предметов потребления; в) в то время как все согласны, что международная торговля постепенно сокращается; г) в то время как общепризнано, что тарифные барьеры препятствуют развитию торговли и способствуют росту безработицы; д) в то время как здоровая валютная политика необходима для облегчения мировых условий, — все нации, участвующие в финансовой и экономической конференции, постановляют:

1) ограничить производство всех предметов потребления, в особенности пшеницы, сахара, чая, кофе, молока, масла, хлопка, скота, мяса; 2) уничтожить все излишки предметов потребления, которые могут быть использованы в интересах голодающих наций и безработных мужчин и женщин, а там, где излишки все-таки останутся, поднять на них цены; 3) повысить существующие тарифы в тех случаях, когда полное эмбарго является невозможным; 4) отложить всякие мероприятия для урегулирования валютной проблемы; 5) предложить правительствам не организовывать никаких общественных работ в целях помощи безработным. Далее, констатируя, что единодушные решения касательно виноградарства, болезни кокосовых деревьев и ветеринарных вопросов знаменуют собой прогресс по пути к достижению международного соглашения, возобновить работу финансовой и экономической конференции для обсуждения проблем такой же важности 1 апреля 1935 года»[77].

Эта злая шутка, авторы которой остались неизвестными, прекрасно суммировала итоги Мировой экономической конференции.

И вот наступил, наконец, последний день ее работы. Лидеры капиталистических держав приложили все усилия для того, чтобы нарядить покойницу в пышные погребальные одежды. Макдональд в своей речи заявил, что это «не конец, а лишь отсрочка» конференции. Бонне утверждал, что конференция не пыталась скрыть существующие разногласия между державами и в результате, имела «большое моральное значение», содействуя «прогрессу». Ренсимен усиленно доказывал, что конференция «проделала весьма важную исследовательскую работу». Хэлл заявил, что конференция сыграла свою роль, и выразил надежду, что в результате лондонских совещаний каждая нация теперь «примет необходимые меры — обычные и необычные — в целях повышения цен, роста занятости и улучшения деловой ситуации».

Пышный венок на гроб покойницы прислал президент Рузвельт, тот самый Рузвельт, который больше всех способствовал краху конференции. В телеграмме, присланной на имя Макдональда, он, между прочим, писал: «Народы мира (и после конференции. — И. М.) могут продолжать спокойно и откровенно обсуждать, взаимно интересующие их проблемы. Результаты не всегда измеряются количеством формальных соглашений. Они равным образом могут получиться благодаря выявлению трудностей, испытываемых каждой нацией, и методов, применяемых каждой нацией для их преодоления… Вот почему я не считаю экономическую конференцию неудачной».

Немногие трезвые высказывания (например, голландца Коляйна) о крахе конференции и вытекающих отсюда опасностях тонули в мире лицемерной успокоительной шумихи.

От имени СССР выступил я. Когда я поднялся на трибуну конференции, по залу прошло движение, а Макдональд, председательствовавший на заключительном заседании, обнаружил явные признаки беспокойства. Он имел все основания для этого, ибо моя речь должна была разорвать густую пелену лживого лицемерии, которая заволокла зал Геологического музея.