Мы называли это общинное сердце поселения 'акона' - в буквальном переводе 'круг большой работы'. Это действительно было место постоянной работы, там всегда что-то происходило, царила кипучая энергия, звучали весёлые голоса, смех и дружные песни. Ни разу не видела я ссор в аконе. Всё, что хотелось сделать или попробовать сделать, воплощали сообща, помогая друг другу, поддерживая, обсуждая и находя лучшее решение.
Ассанте ценили любовь, которую так щедро дарили им их небесные Боги и которую они ощущали во всём, что их окружало, и старались всячески её приумножать. Наверное, такая простая, первобытная, бескорыстная любовь и дружба - самые ценные дары, которыми только может обладать человек. И я бесконечно рада, что была частью этого.
Много позже, в свои самые тяжёлые и тёмные дни, я часто вспоминала свои детские годы, вспоминала нашу общинную акону и царящий в ней дух всеобщего равенства, сплочённости. Даже тогда, когда во мне самой не оставалось простого дружелюбия, лишь одно это маленькое, окрашенное детской наивностью напоминание наполняло меня светом и разжигало мой собственный внутренний алтарь любви. Это очищало меня и придавало сил. В каком-то смысле моя большая и дружная семья всегда была со мной, где бы я ни находилась. Они все - мои родные и любимые ассанте, создавшие акону - жили внутри меня самой, освещая мой путь и придавая мне сил.
Но не передать мне словами моей великой печали, которая охватывает меня каждый раз, при мыслях о том, как я и мой отец подвели нашу семью.
Я сожалею, и всегда буду сожалеть о том, что не смогла быть больше частью племени, чем частью своей личной судьбы, и вместе со всеми в годы тяжбы встать плечом к плечу, встретить врага и отразить опасность...
Я жалею о том, что мой отец ничего не сказал Вождю о том корабле, который мы видели в ночь моего рождения. Знаю, что он защищал нас с мамой, как считал необходимым... Ведь корабль тех англичан им самим тогда показался чем-то иным, чуждым, страшным, как кошмарный монстр, или проявление злых сил, и само упоминание о нём могло посеять смуту и поставить под удар наше безопасное положение в племени.
Ассанте были в большинстве своём очень суеверны и боялись злого рока. И именно по этой причине мои родители не раскрыли никому моего дара... И мне с самых ранних лет пришлось платить душевным спокойствием за принадлежность нашей семьи к сильному и знатному роду.
Но, в конце концов, не мне судить о том, что было бы лучше для нашей семьи, ведь тогда на кону стояла не только моя судьба, но и жизнь и благополучие моих дорогих родителей...
Однако наша причастность или непричастность к Шантин - это, по моему убеждению, несовершенная ценность и ничтожная цена, по сравнению с той, которую пришлось всем нам заплатить в противовес своей временной безопасности...
Сама я была слишком мала, чтобы осознать всю важность того, что мы тогда увидели, и того, что понял отец. Я была слишком мала, чтобы развеять его страх. Я была слишком мала, чтобы поддержать его, чтобы убедить, чтобы воззвать к его храбрости. Я была слишком мала для всего.
Но с самого первого своего дня я видела духов.
Ты, как и я, уже знаешь, что они существуют: тайные или явные призраки, наблюдающие за нашей жизнью и иногда проявляющиеся в ней. Некоторые из них - души умерших, некоторые - тени Богов, что иногда спускаются в наш мир со своих небесных чертогов, а другие - жадные твари из тьмы, что могут быть очень опасны. Они приходят из граней: света и тьмы, материи и отражения, огня и того, что огонь пожирает.
Марагаро тоже видел их, но наши с ним ощущения разнились настолько, что я была вынуждена сама искать истину в их отношении и осмысливать те явления, что мне открывались.
Там, где он видел белое пятно на земле - я видела женщину в белом одеянии, печальную, сияющую странным холодным светом. И я сразу понимала, что она настолько же реальна, насколько я сама, в то время как Марагаро считал явления духов чем-то сродни сновидению наяву, или наваждению - событием очень редким, таинственным, значимым, и даже опасным.
Он просто не видел их так много, так часто, и так полно, как я. А я никогда и никому не доверяла всего того, что видела, и не обсуждала ни с кем, после того, как поделилась своими видениями с моей матерью, Аммед.
Не могу сказать, что мы с мамой были очень близки. Аммед - Пустынный Цветок - всегда была для меня примером для подражания и некой вехой, которой мне самой достичь было невозможно. Я считала себя недостаточно красивой, недостаточно талантливой, недостаточно умной, чтобы быть такой дочерью, которой она могла бы гордиться. Я помню, с каким страхом смотрела она на моё белое тело. Я всегда испытывала перед ней стыд и вину, сама толком не понимая причины.