Воспоминания Танцующего Облака (СИ)

   Однажды я рассказала маме о той печальной сияющей женщине, которая прикоснулась ко мне в ночь моего рождения, и которую я затем нередко видела в поселении. Эта женщина была невероятно красива, и странным образом казалась мне смутно знакомой. Она часто вдруг ни с того, ни с сего оказывалась рядом со мной, когда я была занята повседневными делами. Она молча смотрела на меня, и была в её взгляде такая тяжёлая, давящая тоска, что сердце моё сжималось. Я смутно чувствовала, что она нуждается во мне. Мне хотелось узнать, кто эта женщина, и каким образом я могла бы ей помочь. Я подумала, что если я опишу маме, как она выглядит, то мама сможет сказать мне, кто она такая.

  Но мама страшно перепугалась, схватилась за сердце и тихим, прерывающимся голосом запретила мне говорить о том, что я вижу. Меня так потрясло её побледневшее лицо и сквозящая в нём боль, что я пообещала молчать и держала данное маме слово. Хотя не раз приходили ко мне сомнения, и я была готова нарушить мамин запрет, я всё же покорялась своему внутреннему стойкому убеждению, что делать этого мне не стоит, хоть и не вполне понимала тогда, почему.

  Я наблюдала и за другими призраками, которые выглядели, как светящиеся люди, за маленькими кудлатыми созданиями, похожими на живые комочки меха, за крупными тёмными существами, что бродили по нашему посёлку по вечерам, и за многими другими удивительными духами, и лишь изумлялась их красоте, их спокойствию, их сиянию.

  Я очень быстро отметила, что духи - не такие, как мы, что они могут делать удивительные вещи, и что кроме меня их во всём нашем огромном поселении видит один только Маро. Да и то, видит он не их самих, а только их свечение - малую часть, самые сильные всплески. И реагировал он на свои видения всегда очень странно: вскакивал на ноги и начинал крутиться вокруг своей оси, притоптывая и проговаривая громко какие-то непонятные свистящие и щёлкающие слова.

  В племени к Марагаро относились с огромным уважением и никогда не удивлялись его выходкам, не считали его странным. Но для меня его поведение было явным знаком того, как отнесутся в племени ко мне, если я вдруг стану описывать то, что вижу.

  Пока я была мала, родительский страх быть изгнанными из тёплого крова жил во мне полной силой, и я хранила обещание, данное маме, и изо всех сил старалась наблюдать за своими таинственными друзьями незаметно для других и делать вид, что ничего не происходит.

  Как же ошибалась я тогда... Ах, если бы только я знала тогда то, что знаю теперь... Я бы стала кричать о них, чтобы все и каждый услышали и увидели то, что вижу я, я бы рассказала о своих видениях всем, кто только был в племени, как только научилась бы говорить...

  Но поведение Маро, молчание моего отца и постоянные переживания матери накладывали печать на мои уста. В те годы духи были моими личными гостями, тайными друзьями.

  Я замечала их постоянно, так что со временем привыкла вести себя так, словно ничего странного нет в том, что они, невидимые для всех, кроме меня, и отчасти для Маро, живут вместе с нами в поселении.

  Но в то утро, когда все дети Шантин готовили цветочные венки на аконе, один человек из племени всё же заметил, как я изумлённо таращусь в пустоту и разговариваю, как ему показалось, сама с собой.

  Это был мой брат.

  Кангар.

  Воспоминание пятое. Тайное убежище у озера Духов

  Высокий для своего возраста, очень подвижный и улыбчивый, черноволосый и кареглазый, как и большинство детей его народа, загорелый от макушки до пят, с глубоким, лучистым взглядом, Кангар жил всем, что происходило в племени и как будто был во многих местах сразу, принимая участие, помогая, или просто наблюдая.

  Кану в то лето было всего шесть. Он ещё не проходил посвящения, ни разу не присутствовал на племенных советах, которые устраивали старейшины, и считался ребёнком. Но за ним постоянно следили сотни любопытствующих, оберегающих и оценивающих взглядов. И Кан знал это.

  Чем старше он становился, тем острее ощущал направленные на него отовсюду взоры, тем более чутко относился к тому, что о нём говорят, и тем отчуждённее делался, видя, что от него постоянно ждут чего-то выдающегося и не дают ступить и шагу с тем, чтобы принадлежать лишь самому себе.

  Поэтому, когда я перехватила его потрясённый взгляд, я застыла, стараясь, чтобы ни малейший мускул на моём лице не пошевелился. Кан, прекрасно осознавая, что сейчас привлёк ко мне внимание чуть ли не всех, кто был в аконе, вдруг сорвался с места, схватил маленькую меня в охапку, усадил себе на плечи, и со всей быстротой, на которую были способны его сильные, жилистые мальчишеские ноги, побежал прочь, подальше от аконы, подальше от окружавших нас глаз, подальше от хижин-хранилищ, за пределы селения, вглубь прилегающих к нему зарослей, образовывавших густые тропические джунгли.

  Я так испугалась, что тело моё пробила дрожь. Я зажмурилась и изо всех сил я схватилась за длинные волосы Кана, чем наверняка причинила ему немалую боль, но Кан не произносил ни слова и не останавливал своего стремительного бега, пока не достиг глубины чащи.