Читаем Воспоминания участника В.О.В. Часть 2 полностью

Из лесочка и длинного оврага, где укрывались основные части наших войск, периодически выходили пехотные цепи красноармейцев. Вначале эти цепи были ровные, как в кино. Солдаты шли медленно и, казалось, неохотно. По ровным цепям начинала бить немецкая артиллерия. Цепи расстраивались, редели. Ближе к деревне цепей уже было не видно. Солдаты шли вразброд и кто как мог. Перед самым селом вообще никого не было видно. Там была стрельба, дым. Иногда редко доносилось недружное "ура", которое почти сразу глушилось нарастающей стрельбой. Так выглядела война, если на нее глядеть сверху с командного пункта дивизии. Внутри же землянки впечатление о ходе боя не было к лучшему. В полумраке возле аппаратуры спят сменившиеся от работы связисты. Кого-то по радио безнадежно вызывает радист. Полудремлет телеграфист. И только коммутаторник в беспрерывном движении. Он соединяет и разъединяет по проводам соседние части. Я сидел рядом с полковником Яковлевым у телефонов и без конца поднимал гудевшие трубки телефонов. Отвечал на вопросы или передавал трубку полковнику. Из полков шли нам посредственные, неутешительные новости. В полки от нас всякие грозные приказы. Первые часы боя мы с Мишкой себя чувствовали как в настоящем деле. Наше настроение было приподнятым. Наши движения были быстры и профессионально точны. В наших голосах чувствовалась энергия и молодцеватость. Однако на вторые сутки сидения у аппаратов наша энергия сменилась пассивной скукой и безразличием ко всему. Отоспавшихся сменных связистов куда-то послали. Обратно они не вернулись. Отдыха в перспективе не предвиделось. Хотелось кушать. С передовой из полков шли нерадостные и безрезультатные сообщения. Зато из штаба армии пришло страшное слово - мы окружены. А нашим спасением было пробиться через Михайловку, которую мы штурмуем безрезультатно уже трое суток.

Под конец несменяющейся смены у меня стал ломаться голос. Я то басил, то переходил на визг. Наконец перешел на шепот. Пришел старший лейтенант Лереинов, привел с собой еще связиста. Нас заменили. Мы вышли из землянки наверх. Там у села шел непрекращающийся уже несколько суток бой. Смерть и страх боя меня касались отдаленно, относительно. Я имел достаточно времени, чтобы наблюдать чужие смерти, поразмыслить о превратностях человеческой судьбы. Я как древний римлянин в театре, со своего возвышающегося пригорка имел возможность наблюдать за обоими сражающимися сторонами. Разница была в том, что исход боя здесь решал и мою судьбу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное