Воспоминания воображаемого друга

Мама Макса открывает москитную дверь и выходит на крыльцо. Она стоит рядом с Освальдом. На улице холодно. Снег прекратился, но дыхание мамы Макса превращается в пар. Чтобы не замерзнуть, она обхватывает себя за плечи. Я подталкиваю Освальда в дом, а мама Макса в это время говорит:

— Кто тут?

— Иди в дом, — говорю я Освальду. — И подожди меня.

Освальд делает, как я говорю. Я наблюдаю за мамой Макса. Она еще раз задает тот же вопрос, а потом надежда в ее глазах гаснет.

— Кто там? — спрашивает папа Макса.

Он стоит в кухне. Освальд стоит рядом с ним.

— Нет никого, — отвечает мама. Слова падают как булыжники. Она с трудом поднимает их, чтобы произнести.

— Какой придурок в десять часов вечера звонит в чужой дом и убегает? — спрашивает папа Макса.

— Наверное, по ошибке, — отвечает мама.

Она стоит рядом со мной, но голос ее звучит как будто откуда-то издалека.

— Придурки, — говорит папа Макса. — Как так можно ошибиться — позвонить, а потом исчезнуть.

Мама Макса начинает плакать. Думаю, она все равно бы заплакала, но слово «исчезнуть» ранит больнее булыжника. Слезы льются из ее глаз.

Папа Макса все понимает. Понимает, что наделал.

— Дорогая, прости меня.

Он обнимает ее одной рукой и уводит от порога. Москитная дверь сама закрывается за ними. На этот раз без стука. Они стоят в кухне, обнимают друг друга, а мама Макса плачет и плачет. Я никогда не слышал, чтобы столько плакали.

Дверь в комнату Макса закрыта, так что я говорю Освальду, чтобы он ложился спать на диване в гостиной. Освальд такой длинный, что у него ноги свешиваются с дивана. Они торчат, как две гигантские удочки.

— Тебе удобно? — спрашиваю я.

— Когда кто-нибудь спит на пустой кровати рядом с Джоном, я сплю на полу. Здесь удобнее, чем на полу.

— Хорошо. Тогда спокойной ночи.

— Подожди, — говорит Освальд. — Ты собираешься лечь спать?

Мне не хочется говорить Освальду, что я не сплю. Он наверняка опять начнет задавать вопросы. Поэтому я говорю — да.

— Посплю в его кресле. Я часто так делаю.

— Я перед сном всегда говорю с Джоном.

— Да? И что ты ему говоришь?

— Я рассказываю, как у меня прошел день, — говорит Освальд. — Рассказываю, что делал. Кого видел. Мне не терпится рассказать ему, что я видел сегодня.

— Хочешь, расскажи мне?

— Нет, — отвечает Освальд. — Ты и сам все знаешь. Мы были вместе.

— Ах да, — говорю я. — Тогда, может, хочешь рассказать о чем-нибудь другом?

— Нет, я хочу, чтобы ты мне рассказал про своего друга.

— Макса?

— Да. Расскажи про Макса. У меня никогда не было друга, который умеет ходить и говорить.

— Ладно, — говорю я. — Я расскажу тебе про Макса.

Я начинаю с самого простого. Я рассказываю о том, как Макс выглядит, о том, что он любит есть. Я рассказываю ему про «Лего», и про солдатиков, и про видеоигры. Объясняю, что Макс отличается от других детей, потому что он может зависнуть, и большая часть его жизни проходит внутри его самого.

А потом я рассказываю Освальду разные случаи. Про первый Хеллоуин Макса в детском саду, про их с Томми Свинденом схватку, про то, как на прошлой неделе Томми разбил камнем окно Макса. Рассказываю, что мама Макса пытается научить его пользоваться новыми вещами, а папа любит повторять слово «нормальный». Что по вечерам они играют в мяч на заднем дворе, что я помогаю Максу выбрать, красную ему надеть рубашку или зеленую.

Потом рассказываю про миссис Госк. Про то, какая она идеальная учительница, только вот называет Макса «мой мальчик». Но в общем, это такая мелочь, что миссис Госк все равно можно считать идеальной.

Я не рассказываю про миссис Паттерсон. Я боюсь, что, если начну про нее рассказывать, Освальд может испугаться и не станет мне помогать.

Освальд слушает молча и не задает вопросов. Два раза я думаю, что он заснул. Я замолкаю, а он поворачивает ко мне голову и спрашивает:

— А дальше?

— Знаешь, что мне больше всего нравится в Максе? — спрашиваю я.

— Нет, — говорит он. — Я его не знаю.

— Больше всего мне нравится в Максе то, что он храбрый.

— А что он такого храброго сделал?

— Это не что-то одно, — говорю я. — Все. Никто в мире не похож на Макса. Дети смеются над ним, потому что он другой. Мама пытается сделать из него другого мальчика, а папа обращается с ним так, как будто он уже другой. Даже учителя обращаются с ним по-особенному и не всегда хорошо. Даже миссис Госк. Она самая лучшая, но все равно обращается с ним не так, как остальными детьми. Никто не ведет себя с Максом как с обычным мальчиком, но все хотят, чтобы сам он вел себя как обычный мальчик. Несмотря на все это, Макс каждое утро встает, идет в школу, в парк и даже на автобусную остановку.

— Это значит, он храбрый? — спрашивает Освальд.

— Он самый храбрый. Я живу дольше всех воображаемых друзей, которых знаю, и я умнее их всех. Я легко ухожу из дому и знакомлюсь с другими воображаемыми друзьями, потому что они все обращают на меня внимание. Они задают вопросы и хотят быть такими, как я. Если только не кидаются на меня с кулаками.

Я улыбаюсь Освальду.

Он не улыбается.