Воспоминания. Время. Люди. Власть. Книга 1

Потом, когда я работал на следующих партийных должностях в Харькове и Киеве, мы занимались сельским хозяйством сугубо директивно, тонкостей его не понимали. Как бывший рабочий, я знал свое слесарное дело, немного разбирался в металлургии, особенно в производстве кокса. Но мы обязаны были вникать в сельское хозяйство, чтобы кормить города и армию. Помещичьи хозяйства к тому времени в основном растащили, скот порезали, а помещения или разобрали по кирпичику, или использовали под детские дома для беспризорных детей, кое-где разместились коммуны. Помещичью землю делили между крестьянами. Я считаю правильным, что Ленин использовал программу эсеров, вырвал у них главный козырь, который притягивал крестьян к эсеровской партии – раздел земли.

Сельскохозяйственное производство шло само по себе, стимулятором оставался нэп. Колхозов тогда не было, существовали тозы, а также коммуны, но единицами. В Петровско-Марьинском уезде, кажется, имелась всего одна коммуна в большом селе Максимилиановке. Коммуна была хорошей. Председателем ее был Колосс. И действительно человек огромного роста, по профессии портной. Очень уважаемый человек. Заместителем у него был человек по фамилии Гомля, очень интересный, умный крестьянин-хлебопашец. Коммуна была хорошая, работали дружно, но на тех же примитивных средствах производства, которые тогда господствовали в сельском хозяйстве. Не знаю, какова была производственная направленность этой коммуны, но жили они подачками от государства. Туда собралась беднота, многие были безлошадными, и производственный уровень оставался невысоким.

Коммуна и себя не обеспечивала продуктами.

В годы нэпа мы даже экспортировали пшеницу. Помню, в 29-м году, когда я работал в Киеве, рынок обеспечивался сполна без всяких трудностей и хлебом, и мясом, и овощами, и другими продуктами.

Из Киева я выпросился у первого секретаря Центрального Комитета Коммунистической партии Украины Косиора на учебу в Москву, в Промышленную академию. Для этого я вынужден был ехать в Харьков на личную встречу с товарищем Косиором. Центральный Комитет удовлетворил мою просьбу. В 1929-м, в начале учебного года, я получил путевку, прибыл в Москву. Промышленная академия тогда размещалась на Ново-Басманной улице, а общежитие – у Покровских ворот, в доме номер 40. Весь мой краткий послужной список говорит о том, что к сельскому хозяйству я имел очень малое отношение, главным образом как потребитель. После проведения сплошной коллективизации и «сталинской победы» в колхозном строительстве, то есть сплошного извращения ленинских положений, в стране наступило полуголодное, а в некоторых местах буквально голодное существование. Продуктов не было. Даже Москву мы не могли обеспечить. Что же случилось? Насильственная, палочная организация колхозов, проведенная Сталиным, провалилась. Через какой-то период времени он понял, что получилось, и выступил с письмом «Головокружение от успехов». Успехов, конечно, никаких не было, а был полный провал политики кооперирования крестьян сталинскими методами. Ленин понимал, что производственная кооперация – это единственный путь для крестьянина. Надо было делать так, как предлагал Ленин, а это забыли, хотя он выразился достаточно образно и доходчиво. Он сказал: если бы мы имели сто тысяч тракторов и кадры, умеющие управлять этими машинами, то крестьянин сказал бы, что он за коммунию.

Ленин разработал кооперативный план, но он считал возможным взяться за его проведение в жизнь только после того, как государство создаст материальную и организационную базу. Сталин – не ленинец, хотя называл себя ленинцем. К Ленину он относился очень и очень критически. Это я знаю. В последние годы жизни, когда Сталин утратил всякие сдерживающие центры, он в узком кругу допускал недозволительные выражения в адрес Ленина. Такой неразумный сталинский подход к мужикам, к деревне и привел к наступлению голода. Нельзя было достать ни картошки, ни овощей. А рабочие помнили старые царские времена, когда картошка и капуста (особенно для меня, рабочего Донбасса) были самыми дешевыми и доступными. И вдруг после революции эти продукты стали чем-то таким особым, что их нельзя было достать. Конечно, в Москву и другие крупные города их завозили, но тоже недостаточно. В государственных магазинах их не было. Крестьяне же не могли привозить собственные продукты, потому что ликвидировали частную торговлю. Рабочих и служащих, особенно таких крупнейших городов, как Москва и Ленинград, обрекли на жалкое существование.