Воспоминания Жанны Кригер

Так мы и жили в Туапсе. Война кончилась, надо было восстанавливать разрушенные города и села, мужчин всех повыбили на фронтах. Работали в основном женщины, как правило, не имевшие никакой профессии. И тут папа проявил инициативу. Открыл рабочие курсы, стал учить рядовым специальностям паро–силового хозяйства, даже крановщиков подъемных кранов. Причем программы обучения разрабатывал сам. Они сдавали экзамены и получали специальности, позволявшие им заменить мужчин. Именно по этой причине к нему в городе относились очень тепло. Потому что он многим помогал. Это ведь очень серьезное дело — в страшные послевоенные годы дать в руки вдов, подростков профессию, которая, по сути, помогала им выжить. В этом городе папа и умер.

Папин дядя, Михаил Яковлевич Берзон, тот самый, который показывал ему в Швейцарии Ленина, был коммунистом, и не рядовым. Поэтому в первые несколько лет он был послом СССР в Швейцарии. Потом стал директором историко–архивного института в Москве (теперь он называется Российским гуманитарным университетом, там учатся дети мафиози). Дочь дяди Михаила Ида, моя двоюродная сестра, заведовала там кафедрой латино–американских стран. Союз еще был закрытым, но она ездила в разные страны, ее пускали. Квартира ее так и сияла экзотическими предметами ритуальными масками разных племен из латино–американских стран.

Там, в экзотической квартире, я услышала довольно занимательную историю, до поры составлявшую семейную тайну. Оказывается, когда дядя Миша работал в Швейцарии, он не вел затворнический образ жизни, несколько отклонялся от требований власти, хотя и держал это в строгой тайне. Однако шила в мешке не утаишь, через многие годы стало известно, что у него в Швейцарии сложилась вторая семья. Родилась дочка. И вот, уже во времена хрущевской оттепели, когда стало возможным ездить за рубеж и приезжать из–за рубежа, в дверь Идиной квартиры постучалась молодая женщина и говорит: «Я — Берзон! Пришла посмотреть, где жил мой папа». Вот подарочек! Столько лет люди платили за связь с заграницей своими жизнями, а тут стоит близкая родственница! Как тут не испугаться: оттепель–оттепелью, но власть все равно непредсказуема. Поди узнай, что у нее на уме!

Мало того, что такое неожиданное откровение, но ведь напор какой! Заходит гостьюшка в комнату, видит большой портрет в бронзовом окладе и кидается к нему: «Папа!» Видимо, там, в Швейцарии тоже имелась такая фотография. Вот так–то!

И еще одна история, связанная с дядей Мишей. Дедушка Яков, хотя и не был ортодоксальным евреем, но хотел, чтобы его дети не смешивали кровь с представителями других наций. Тем не менее сын Михаил женился на русской, дочери купцов — Дарье. Правда, она не чуралась ничего еврейского, даже выучила идиш настолько, что писала письма своему свекру на его родном языке.

Когда дядя Миша умер, она еще оставалась на белом свете сколько–то лет. И надумала выйти замуж. Что поделаешь, женщина еще не старая, вдруг улыбнется нечто доброе в новой семье! Готовилась к свадьбе уже. И пришел в дом какой–то мужчина, увидел запыленный портрет покойного хозяина квартиры, стал заботливо протирать. Портрет крутнулся у него в руках, да тяжелым бронзовым окладом ударил в висок. Моментальная смерть. Мистика какая–то! Дарья, вместо того, чтобы оплакивать мужчину, встала на колени и поклялась: «Мишенька, я больше никогда не выйду замуж!»

Еще о дяде Мише. Его сестра Клара жила в Москве. Мужа ее, бундовца, на заре советской власти арестовали, а потом и расстреляли. Кому они нужны — бундовцы! Тем более, что стрельба по живым целям была излюбленным занятием молодой советской власти. Осталась Клара одна с двумя детьми в роли члена семьи врага народа. Это пострашнее волчьего билета. Никуда не брали на работу, ходи с опущенной головой, жди — не сегодня–завтра и за тобой придут!

Что делать? И как ей помочь без риска попасть в страшную опалу? Дядя Миша в это время работал директором института. Звонит ей, мол, ты форточку всегда держи открытой, пусть в комнате будет больше свежего воздуха, проветривай, проветривай. Она понять никак не может, чего это вдруг братец обеспокоился состоянием ее внутриквартирной атмосферы? Жила она на Садовой улице, рядом с Колхозной площадью, на первом этаже. Даже в какой–то мере опасно всегда форточку открытой держать. Секрет рекомендации вскоре раскрылся сам по себе. Дядя Миша проходил незаметно мимо окон, и бросал в форточку деньги, чтобы хоть как–то поддержать свою несчастную сестрицу.

Еще один дядя, имени его не помню, примкнул к сионистам. Идея сионизма захватила его настолько, что он уехал в Палестину. Этот считался самым бедным среди братьев. Здесь он квасил капусту, солил огурцы и держал лавчонку в Реховоте. Сейчас в Израиле живут его сыновья и другие родственники.

Остальные братья отца в политику не лезли. Каждый нашел себе дело по душе и занимался им.