Восшествие цесаревны. Сюита из оперы или балета

О, счастье невзначай!
Цветет повсюду иван-чай,
Как девушек веселый хоровод,
С сиянием небес и вод…

4

Хор масок в беседке, как на сцене, закончив выступление, это была незатейливая пантомима, переходит к дифирамбам:

           ХОР МАСОК
Высокого роста, чудесно стройна,
С глазами небес, как весна,
Затмила она красотою всех женщин
Ликующей грацией легких движений!

Цесаревна, вскочив на ноги от неожиданности:

- Это вы обо мне? Как хорошо у вас получается! Так складно, что только запеть.

Во всем хочу я лучшей быть!
Влюбляясь, не таиться, а любить.
Ведь явлена для нашего примера
Из тьмы веков Венера,
Стройна, высока и легка,
При мне и стан ее,  рука…

           ХОР МАСОК
Беспечна и прекрасна, как весна,
Казалась легкомысленной она,
Лишь танцы до упаду обожала
И замуж за кого-нибудь мечтала
Скорее выйти, без надежд на трон,
Возлюбленный родней, кто б ни был он!

Цесаревна:

- Когда неприятности множатся, веселье мое растет… Расстроенной я бываю редко, зато горе тем, кто это видит. Как весело танцевать, когда в душе тревога.

               ПЬЕРО
Божественною грацией чудесна,
Нежна, пленительна, как песня!
О, жизнь цветет лишь в красоте
Цветов ли, женщин, как в мечте…

Арлекин как ведущий:

- Государыня цесаревна! Теперь за вами слово.

Цесаревна:

- А что я должна сказать? Поблагодарить вас – слов тут мало, а денег, увы, в настоящую минуту нет.

- Нас занимают ваши горести. Поделитесь с нами, мы вынесем ваши горести за околицу с хороводом, и они там прорастут иван-чаем.

- Хорошо. Я отвечу вам той же монетой, блеском которой вы прельщали нас, то есть игрой.

Хор масок и цесаревна меняются местами. Публику составляют прислуга, конюхи, несколько крестьян и паж.

Цесаревна вся в движениях танца, то медленных, раздумчивых, горестных, то легких, стремительных и веселых, при этом мы словно слышим ее голос или угадываем ее переживания:

- Никак не удается выйти  замуж! Еще при матушке решили выдать за короля французского, юнца, - незаконнорожденною сочли меня - с отцовской кровью, словно бога, о, величайшего из всех людей! Но вдруг нашелся мне жених по сердцу: брат мужа, ах, моей сестрицы Анны. Кузен он герцогу, а сам епископ… Голштиния, что рай земной для нас!

Арлекин с ужасом:

- Ужели вы покинули Россию!

Цесаревна, словно заливаясь слезами:

- Едва успела полюбить я брата, так он пред свадьбой занемог и умер! А тут смерть матушки, затем сестрицы, - одна я одинешенька осталась. А утешеньем явлен был племянник, юнец, но рослый, в деда, мог могучим, душой возросши, он предстать на троне, когда бы не склонила к старине его Москва увеселеньями…

Арлекин:

- А говорят, царь юный был влюблен в прекраснейшую всадницу на свете?

Пьеро:

- Охотой увлекаясь до упаду, как танцами, она, как амазонка, была неустрашима и прелестна, сама Венера не скакала краше.

Цесаревна:

- Я с юности с прозванием Венера росла – не в шутку, а вполне всерьез. Влюблен племянник в тетку – то ученье, и им бы тут заняться, не охотой… Приревновал к Нарышкину меня, красавец и ровесник, мной любимый, - хоть замуж выходи, два ветреника, - отправлен он, по выбору, в Париж. Жениться не решился, верно, а? Ну да, тогда б его в Сибирь сослали. Никак спасло нас легкомыслье наше. С племянником охотой увлеклась. Явилась даже мысль нас поженить. Смешная мысль! Для блага государства не столь смешная, чем помолвка наспех юнца с девицей, соблазнившей до, до сговора, помолвки жениха. И чем же это все закончилось? Бедняга слег, скончался он в день свадьбы.

Пьеро:

- Все это Долгорукие!

- Увы! Вина здесь и моя. И я влюбилась, быть может, безотчетно не желая с племянником юнцом делить корону и ложе, - разве это не смешно?! Корона не потеха. Это подвиг. Способна ли на это я – вопрос? А для любви, уж верно, я созрела.

Коломбина:

- Ах, кто же это?

- Сказать по правде, вы все рассмеетесь. Из денщиков отца… Вы не смеетесь? Да, из птенцов Петра, плеяды славной. Мне матушка прислала в камергеры (из самых верных) моего двора, как дядьку, мне знакомого из детства, так он служил мне, как отцу всегда. Его свела с племянником царем, чтоб Долгоруких к делу повернуть, и тут увидела его впервые, среди московской знати богатырь умом, душой и телом – я влюбилась!

Коломбина плачет и смеется от восторга.

Цесаревна, вся в пленительных движениях танца::