– Если бы, – вздохнул я. – Сам себе не верю, когда это говорю. И Артур не верит… А бумаги – результаты анализов в смысле, тем не менее, есть.
– Так, может, он их просто подделал? – нашелся Ди.
Мне этот вариант понравился.
– Наконец-то разумное объяснение! – выдохнул я, радостно обнимая Дориана от облегчения. – Ну вот – я раскрыл тебе свою тайну, облегчил совесть. Твоя очередь. Зачем мы здесь? Только честно, Ди, хватит меня за дурака держать. Все это, – я обвел рукой сияющую разноцветными огнями ярмарку, – охренеть как круто, слов нет! Я тебе за это чертовски благодарен и день этот никогда не забуду, а все же…
Он посмотрел на меня таким несчастным взглядом, что мне немедленно захотелось взять свои слова обратно.
– Подожди до воскресенья, ладно? – попросил он. – Я все расскажу, честное слово, просто… Хочу, чтобы ты обрадовался.
Вот теперь он наконец-то говорил правду, и я решил – хватит из него жилы тянуть.
– Ладно, – согласился я. – Договорились. Подожду.
Дориан вздохнул так, будто у него гора с плеч свалилась, и обнял меня – прямо перед готической церковью, украшенной изображением адских грехов и мучений. И я порадовался, что мы все-таки не в пятнадцатом веке, и костер нам за это не грозит.
***
Опасная штука этот глинтвейн. Пьешь безобидный компотик с пряностями, а потом – хоп! – и не понимаешь, на каком ты свете. И ладно бы мы были в родном Нью-Йорке, где сел в собственную машину, в крайнем случае – в такси, и дома. Но Европа гораздо успешнее борется с засильем автомобилей, и в исторической части города теперь даже на такси не очень-то стоит рассчитывать, поэтому мы заранее решили, что поедем домой на местном городском поезде. Они тут такие широкие и чистые, что когда народу немного, даже я их спокойно переношу.
Номер маршрута я сказал Джону еще на трезвую голову, вернее, не столько ему, сколько приехавшему за его покупками в ресторан Колину. А вот после того, как мы прошлись по ярмарке, и я как следует приложился к фляжке Джона, где плескался свежесваренный глинтвейн, меня потянуло “на подвиги”. В смысле, я решил непременно зашифровать название нашей остановки, чтобы заставить Джона разгадывать – нет ему пока хода в ФБР, пусть не скучает без загадок!
К сожалению, во фразе та-да-та-да-та та-та-да-та-штрассе Джон так и не опознал нужный адрес, а я (сам не знаю, что на меня нашло), продолжал упорствовать и требовать: угадай! И напевать тоже продолжал, увы…
Думаю, в полицию нас не забрали только потому, что Джону хватило ума позвонить Колину, пока мы ждали электричку, и прекратить таким образом мои арии. Вечером интервал между поездами довольно значительный – Джон успел выяснить, где нам выходить, а я – немного протрезветь на прохладном воздухе. Впрочем, пьянящий аромат глинтвейна и каштанов доносился и до остановки, так что трезветь совершенно не хотелось.
– Ты теряешь хватку! – недовольно упрекнул я Джона. – Это же была совсем простая музыкальная загадка, мог бы и поломать голову.
– Ага, чтоб мы потом поломали ноги, оказавшись на какой-нибудь дальней окраине, – проворчал Джон и со смешком добавил: – Судя по названию улицы, ты должен был напевать либо “К Элизе”, либо “Лунную сонату” – видишь, я все же способен на кое-какую дедукцию. Но мелодию разобрать так и не могу.
– “К Элизе”, – признался я. – Я ее даже играть могу целиком, представляешь? В смысле не только первую часть, которую все знают, а все три. Я тебе как-нибудь сыграю, если смеяться не будешь.
– Когда это я над тобой смеялся? – удивился Джон.
– Ты все время надо мной смеешься, – напомнил я. – Но в хорошем смысле, мне не мешает. Но за музыку может быть обидно – если насмехаться будешь.
– Не говори глупости, – строго сказал Джон. – Я, может, и не дурак поржать, но зло над тобой насмехаться точно не стану и другим не позволю, – он чуть сильнее прижал меня к своему плечу. – А что, неужели над тобой раньше кто-то насмехался? – спросил вроде бы спокойно, но так, что если бы надо мной и правда кто издевался, я не дал бы за их жизнь и ломаного гроша
– Насмехался, – кивнул я и постучал пальцем по виску. – Я сам.
– Балда, – беззлобно сказал Джон. – Придется тебя как следует наказать за эту глупость – добавил с улыбкой и выгнув бровь.
– Я тебя люблю, – ответил я невпопад, вспоминая все те бесчисленные поводы, по которым Джону приходилось защищать меня от меня же самого.
– Я тебя тоже, – выдохнул Джон мне в волосы.
Его слова почти потонули в шуме приближающейся электрички, но я смог их разобрать.
***
Бетховенштрассе оказалась небольшой и сказочно красивой улочкой. Даже не верилось, что мы и правда поселимся в одном из этих домов, что они – не картонная декорация, а настоящие прочные постройки. И что в таких постройках и правда можно жить, а не любоваться ими со стороны. Но Ди уверенно направился к левой стороне улицы, набрал код на замке и, открыв дверь, пропустил меня вперед.
– Прошу, – он сделал шутовской поклон. – Мой дворец. То есть, конечно, не целиком мой, мои только пол-этажа… – язык у него заплетался, и я снова обнял его за плечи и завел внутрь.