– Я понимаю, – с неуверенным видом улыбнулся Тревейн. – Но осторожность – прежде всего! Поэтому я бы не стал сейчас это обсуждать. Да и вы, пожалуйста, держите язык за зубами!
– Не волнуйтесь, я не буду болтать, – успокоила его Мириам.
– Благодарю вас! – Адмирал взглянул на часы и встал, прихватив свою фуражку. – Мне пора. В Абу-Саиде меня ждет космический челнок… Я свяжусь с вами, как только вернусь. Вы поможете мне с текстом воззвания.
– С огромным удовольствием! – Мириам тоже встала и подошла к Тревейну. – Знаете, мне кажется, что у нас все действительно получится.
– Мне тоже! Рядом с вами нельзя не верить в то, что все будет хорошо. Кроме того, мне понравились ваши коллеги. По-моему, лучше всего удалось найти общий язык с этим Мак-Фарландом.
– Да. Я не сомневалась, что он вам понравится. У вас даже похожий выговор.
Тревейн прямо поперхнулся. Неужели и он отвратительно гнусавит на австралийский манер?! Потом адмирал тряхнул головой и рассмеялся впервые за очень-очень много дней. Сначала Мириам непонимающе заморгала, а потом тоже расхохоталась. Вдруг Тревейн случайно задел локтем мольберт, с которого упало покрывало.
– Черт! – негромко выругалась Мириам.
Тревейн несколько мгновений с задумчивым видом изучал сделанный углем набросок. Потом с вопросительным видом посмотрел на Мириам.
– Неужели у меня действительно такой мрачный вид?
– Да! – ответила она, не так уверенно, как обычно, но не желая сдаваться. Тревейн подошел к мольберту поближе:
– Я никогда не думал, что у меня такое… злое лицо.
– Я бы не сказала, что оно злое. Его правильнее назвать суровым. У вас такое лицо, словно вас ничем нельзя уязвить. А жаль! – добавила она голосом, в котором внезапно зазвучали и симпатия, и решимость. – Ведь, по-моему, вы во многих отношениях очень ранимый человек. Наверняка совсем недавно вы испытали сильное горе.
Мириам осеклась, словно удивившись собственным словам.
Тревейн еще несколько мгновений рассматривал набросок, изучая замкнутое выражение лица, которое его собеседница так хорошо передала углем на бумаге, и чувствуя, как ее слова разрушают броню, которой он сковал свое сердце. Потом он повернулся к ней.
– Да, я… – начал было он, но замолчал. Ему очень хотелось рассказать о том, какую боль ему причинили, но ему пора было идти. Кроме того, он знал, что все ей расскажет при следующей встрече, и, к его огромному удивлению, от этой мысли ему стало легче. Как хорошо, что наконец есть кто-то, с кем он может откровенно поговорить!
– Госпожа Ортега!
– Называйте меня просто Мириам!
– С удовольствием, Мириам. Я свяжусь с вами, как только вернусь… Буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи.
– Я тоже, адмирал Тревейн!
– Называйте меня просто Иан.
– С удовольствием, Иан. – Она улыбнулась своей живой улыбкой. Потом они обменялись рукопожатиями
Тревейн вышел на улицу. Со стороны гавани снова дул довольно сильный ветер, но небо было безоблачно. На улице играли вроде те же самые ребятишки. Ему опять улыбнулся какой-то малыш.
Тревейн улыбнулся ему в ответ.
16. Новые власти
Генджи Йошинака не мог припомнить, чтобы Соня Десай когда-нибудь так злилась. На самом деле он вообще не помнил у нее таких бурных эмоций.
– Адмирал просто спятил! – пробормотала она сквозь зубы. – Конечно, я не права! – возразила она сама себе, прежде чем Йошинака успел вставить хоть слово. – Всем известно, что ему пришлось пережить…
– Послушай, Соня, – дипломатичным тоном перебил ее Йошинака. – Ты прекрасно понимаешь, по каким политическим соображениям адмирал это делает. Мы достаточно часто говорили об этом, оказавшись здесь, в Пограничных Мирах. А если тебе это так не нравится, почему ты не изложила ему свои возражения, когда он был на Геенне?
– Разумеется, мне известны все политические мотивы его действий, и я охотно полагаюсь на мнение адмирала в этих вопросах. – В голосе Сони прозвучало глубокое раздражение политиками и другими братьями по разуму, предающимися совершенно недоступным ее пониманию занятиям. – Однако, – продолжала она почти с ядом в голосе, – я всегда полагала, что речь идет о какой-то чисто формальной парламентской ассамблее, на которой местные политические болтуны смогут покрасоваться и выпустить пар, пока мы будем делать дело. Я и не ожидала, что от меня потребуют серьезного отношения к этому фарсу!
Соня бросила злобный взгляд на группу гражданских лиц, собравшихся на другом конце зала, и, как показалось Йошинаке, прежде всего на одну конкретную персону.