Восстание ангелов. Маленький Пьер. Жизнь в цвету. Новеллы. Рабле

Меня зовут Теодюль, что значит — раб божий, и я молюсь о том, чтобы у вас было такое же имя и такая же душевная сущность, как у меня.

ДИСТИХ

Тот, кто лежит в этой тесной могиле, при жизни был близко знаком с князьями римской церкви.

ДИСТИХ

Его родной город — Лион, его отец — Рабле. Кто не знает ни Лиона, ни Рабле, тот не знает двух самых необыкновенных в этом мире явлений.

ЯМБЫ

Боясь стать рабом человеков, желая быть послушным лишь всемилостивому и всемогущему богу, ибо от добра добра не ищут, я двух лет от роду покидаю смертных и улетаю на небо.

Христианский платонизм этих стихов может нам теперь показаться искусственным, но тогда он никого не задевал. Философия, не меньше чем одежда и прическа, подвластна моде; самая верная примета места и времени — это понятие об абсолютном и бесконечном. Ведь даже вечность мы рисуем себе каждый по-своему, в своем вкусе. У абстрактного, как и у конкретного, есть свои краски. Чтобы уловить дух времени и манеру того или иного автора, мы охотно прибегаем к сопоставлениям, к сравнениям. Вот почему после латинских стихов Буасоне я позволю себе привести небольшое стихотворение на ту же тему, появившееся двести с лишним лет спустя, — элегию Андре Шенье на смерть младенца. Насколько латинская муза старого тулузского юриста чопорна и торжественна, настолько французская муза потомка Санти Ломмаки[552] гибка, грациозна и трогательна.

НА СМЕРТЬ МЛАДЕНЦА

Как быстротечен был, дитя, твой век земной!
Ты жил одну весну, увидев свет весной,
И, словно сон, исчез; и памятью хранимы
Лишь имя милое да образ твой незримый.
Прощай, дитя! От нас пришлось тебе уйти
Туда, откуда нет обратного пути.
Не видеть нам тебя в те дни, когда желтеют
Колосья на полях, а города пустеют.
Нет, не увидим мы, как шаловливо ты
В родительских полях мнешь травы и цветы,
Которыми холмы на пажитях Люсьены[553]

,Чуть только стает снег, венчают нимфы Сены.
Коляска скромная, приют забав твоих,
Влекомая рукой заботливых родных,
Уже не исследит ни луг, ни склон прибрежный.
Твой взгляд и лепет твой, беспомощный и нежный,
Не будут нам дарить волнений и утех,
И не раздастся наш обрадованный смех
В ответ на то, как звук, произнесенный нами,
Ты тщишься повторить румяными устами.
Прощай до встречи там, где ждет покой всех нас,
Куда так рвется мать тебе вослед сейчас.[554]
Андре Шенье

В 1537 году брату кардинала дю Белле, Гильому дю Белле, сеньору де Ланже, на время отсутствия маршала д'Анбо были переданы полномочия королевского наместника в Пьемонте. Французский король только что без труда покорил эту страну — трудность заключалась в том, чтобы удержать ее в своих руках. Ланже предстояло укрепить оборону Турина, которому угрожали имперцы; учредить в этом городе парламент, долженствовавший применять французские законы; оказать содействие судопроизводству, привести в порядок крепостные сооружения во всех замках и городах и доставить из Франции масло, бакалейные товары, соленую рыбу на время поста, а также лекарства, которых был лишен Пьемонт.

Мэтр Франсуа, вызванный в 1540 году в Турин, был приставлен в качестве лекаря к вице-королю, испытывавшему острую необходимость в его помощи: Ланже в ту пору перевалило за пятьдесят, он был очень изнурен, а непосильный труд окончательно подорвал его расстроенное здоровье.