Восстание ангелов. Маленький Пьер. Жизнь в цвету. Новеллы. Рабле

…назван Папефигою тот остров,
Где жители не чтили папу, а
Его портрету фигу показали.
За это небеса их наказали,
Как сказано у мэтра Франсуа.
Был остров облюбован сатаною
Для местопребыванья своего.
На горе беднякам за ним толпою
Нагрянул весь придворный люд его,
Рога и хвост имеющий обычно,
Коль роспись храмов не апокрифична.
Один такой вельможа майским днем
Заговорил со смердом-хитрецом,
Работавшим на пашне с самой зорьки
И в поте добывавшим хлеб свой горький
По той причине, что с большим трудом
Взрастало все в проклятом крае том,
Где знатный бес столкнулся с мужиком.
А был сей черт евангельски невинным
Невеждой и природным дворянином,
Который градом, если зол бывал,
Покуда лишь капусту выбивал,
А больший вред еще не мог содеять.
«Эй, смерд, — сказал он, — ни пахать, ни сеять
Мне не пристало, ибо я в аду
От благородных бесов род веду
И спину гнуть над плугом не умею.
Знай, смерд, что этим полем я владею.
Здесь все угодья — наши с тех времен,
Как остров был от церкви отлучен;
Вы ж, мужики, — рабы чертей-сеньоров.
Поэтому я б мог без разговоров
Забрать себе плоды твоих трудов.
Но я не скуп и разделить готов
С тобою все, что здесь ты ни развел бы.
Какой ты, кстати, тут насадишь злак?»
«Я, ваша милость, — отвечал бедняк, —
Считаю, что нет злака лучше полбы.
Уж так земля родит его у нас!»
«Я это слово слышу в первый раз! —
Воскликнул бес. — Как говоришь ты? Полбы?
Мне злак такой на ум и не пришел бы.
А впрочем, как ни назови его,
Бог с ним! Что мне за дело до того!
Согласен я. А ты трудись до пота,
Трудись, мужик, да поспевай пахать.
У мужичья один удел — работа.
Но помощи моей не вздумай ждать.
Возись-ка с пашней сам — не до нее мне.
Я — дворянин, и ты себе запомни:
Не для меня учение и труд.
Мы урожай поделим на две доли:
Все, что за лето над землею тут
Повырастет, свезти ты можешь с поля;
А все, что под землею на стерне
Останется, сполна представишь мне».
Приходит август — время урожая.
Наш пахарь поле жнет, не оставляя
Ни зернышка на скошенных стеблях,
Как черт распорядился, полагая,
Что вся корысть заключена в корнях,
Тогда как колос — лишь трава сухая.
Набил крестьянин верхом закрома,
На рынок бес отправился с половой,
Но там ее не взяли задарма,
И черт удрал, повеситься готовый.
К издольщику пошел он своему,
А тот, хитрец, покуда суд да дело,
Не молотя, сбыл полбу с рук умело,
Да и припрятал денежки в суму
Так ловко, что в обман нечистый дался
И молвил: «Ты надул меня, злодей.
Ведь я — придворный бес и с юных дней,
Как смерды, в плутовстве не изощрялся.
Что ты посеять хочешь здесь весной?»
«Хочу, — сказал крестьянин продувной, —
Чтоб тут морковь иль брюква уродилась.
А если репу любит ваша милость,
Так репа тоже даст большой доход».
«По мне, — ответил дьявол, — все сойдет.
Себе возьму я то, что над землею,
А ты возьмешь то, что в земле. С тобою
Я ссориться напрасно не хочу.
Ну, я монашек соблазнять лечу».
(Намек на них у автора туманен.)
Едва лишь год условный пролетел,
Как брюкву с грядок выкопал крестьянин,
А всей ботвой нечистый завладел.
Он с ней пошел на рынок торопливо,
Но там торговцы, видя это диво,
Над бесом посмеялись от души:
«Где, сударь черт, такой товар нашли вы?
Куда теперь девать вам барыши?»[588]