Восстание Маликании

Воин сбросил с себя разодранный плащ и отринул маску. Он вышел на свет в своем великолепном, цвета яркого серебра доспехе. Тяжелая коричневатая юбка качалась от каждого шага рыцаря Муликании, ударяясь об икры сияющими алмазами. От пояса к низу, маленькие камни становились все больше, достигая размеров с крупную ягоду. В отличие от отцовского доспеха, пышущего помпезностью, доспех сына был подобен лунному сиянию в самую из непроглядных ночей. Тонкие линии серебристо-белого ползли по груди, словно ветви, а их плодами были фигуры, висящие ногами вниз. Крылатый шлем был идеальной копией отцовского в своей форме, крыльями ему служил туман, что непрестанно выходил из сопел за спиной, словно сухой лед из пушки.

Зетра̀льд Севатим, прозванный «Туманный палач» призвал свой второй клинок, идентичный первому и положил оба на свои плечи.

— Сегодня, отец мой, я отрекаюсь от демона, коим ты сделал меня. Сегодня Луна возвыситься лишь для того, что дать место рассвету, а не беспробудной ночи.

Орум Малик. Часть 3

— Что они сделали с тобой? — не веря в происходящее, прокричал генерал. — Тебе промыли мозги?! Точно, их лидер наверняка владелец розового илуния, промыл тебе голову, и сейчас, ты под его влиянием!

Зетральд снял шлем, чтобы отец смог разглядеть лицо, убедиться в том, что перед ним наследник.

— Увы, отец, но я даже никогда не встречался с ним, — Зетральд сделал шаг вперед, Эбекам шаг назад, словно пытается отсрочить неизбежное.

— Я не верю тебе, это ложь! Ты не мог предать свой народ, не мог предать меня! Я бы заметил, я бы заметил это! — крылья ярче вспыхнули за спиной генерала, отозвавшись на бурлившую в нем ярость. — Ты мой сын, мой наследник, моя плоть и кровь! Очнись Зетральд, прекрати это безумие и давай вновь направим наши мечи против врагов империи!

— Лера̀тия, — сказал Зетральд одно единственное слово, которое ничего не значило для отца, но для него значило все.

— Лератия?! Что это?!

— Не что, а кто. Девушка, маликанка, которую ты отнял у меня, перед этим отдав нашим охранникам.

Кулаки Зетральда сжались от вскипевшей ярости, ее крики пронеслись у него в голове, смех муликанских надзирателей был когтями, терзающими душу и сердце. Эбекам вспомнил, это стало ясно по его глазам, теперь он понял, что умрет.

— Лератия? — рассмеялся он с отчаянной злобой. — Мой единственный сын хотел связать свою жизнь с вещью, с рабыней! Тебя бы убили за это, я не мог допустить этого! Из-за твоей любви под ударом оказался весь наш род! Неужели эта сука так и не покинула твою голову за тысячу лет?! Ты готов предать весь наш народ из-за одной маликанки? В мире полно чистокровных муликанок, которые с радостью сядут тебе на член и будут готовы делать, что угодно, а тебе нужна лишь та страшная потаскуха?!

— Ты оскорбил ее в последний раз, — предупредил сын. Сопла за спиной громко зашипели, глаза стали двумя молниями, танцующими в гневе обладателя. Его лицо приняло мучительный вид из-за съедающей его ненависти, зубы оскалились в сжатых челюстях. — Я любил ее, она была моей, больше никогда мне не доводилось испытывать подобных чувств! Ты отдал, отдал ее им на моих глазах, и она затрахали ее до смерти! Я никогда не прощу тебя и этот ублюдский народ, муликанцы сдохнут из-за тебя! Тебе было проще освободить ее и сделать одной из нас, чем меня снова одним из вас!

Зетральд сорвался с места, клинки оцта и сына встретились вместе, между ними проскочили искры, раздался низкий визг, и в точке соприкосновения расцвела огненно-серая сфера, словно пламя смешалось с ветром.

— Что это? Облака стали вдруг такими густыми, — сказал по связи один из единокровных, глядя из иллюминатора корабля на поверхность планеты. Тысячи шаттлов продолжали пребывать, прячась внутри чрева арахнодредноута. Скоро прибудут последние, воин внутри вел отсчет времени, когда они покинут это ужасное место.

— Это не облака, — поправил его другой единокровный. — Это гнев палача.

Планета Орум скрылась за непроницаемой серой завесой, и лишь в одном месте сквозь непробиваемые облака просачивалась огненная буря, светясь и грохоча, словно гром и молния. Эбекам отбивался от миллионов ударов, точных и смертоносных. Они кромсали его защиту, шинкуя постоянно восстанавливающийся барьер. Долго так продолжаться не могло, и генерал воззвал к своему илунию. Огненный столб закружился вокруг него и разошелся в стороны, лавовые столпы прорывались из земного чрева планеты, поднимаясь в облака. Она расползались по небу, как масло по сковороде, заполняя пространство, а затем обрушивались вниз бесконечными лавовыми каплями. Города исчезали, горы становились плато, затем равнинами и, наконец, глубокими впадинами.

Миллиарды жертв были не важны, только битва этих двух.

— Я убью всех маликанских выродков на этой планете! Из-за тебя, миллиарды детей погибнут в муках!

— Мы отомстим за них во много крат, но не думай, что при этом я позволю выжить на этом мире хотя бы одному никчемному муликанцу!