— У тебя есть наручники. Скоро ты будешь сам носить их, если не станешь осторожней.
Макфай остановился перед ним, судорожно дёргая руками.
— Что ты сказал?
Томми не ответил и снова погрузился в непроницаемое молчание.
Затем он взглянул на Макфая.
— Ты сказал, — тебе плохо. Я слышу тебя. Ну, так Томми тоже плохо. Плохо из-за тебя. Ты его надул. Но он за тобой следил, Макфай. Ты слишком часто его надувал. Делись и делись поровну. Это здорово получалось, не так ли? И Томми верил тебе, как проклятый дурак. Как насчёт той половины, которую ты забрал у него после маленького дельца на складах Колак?
— Держи язык за зубами!
— Томми всё равно, если у стен есть уши. Он пришёл говорить в открытую, Макфай. Придётся тебе потерпеть.
— У меня не было времени сказать тебе об этих наручниках, — закудахтал Макфай. — Убей меня на месте, если это не так. Ты слишком быстро ушёл. Я собирался поделиться с тобою. Ты напился, а теперь думаешь, что я тебя надул. Тебя надувают там, где ты напиваешься, а я невинен, как младенец. Приходи ко мне завтра утром, и мы обо всём поговорим.
— Томми теперь всё знает, — ответил Томми, вытягивая ноги и давая этим понять, что он не собирается уходить со своего удобного места. — Он останется здесь, пока всё не разузнает.
— Кто это наговорил тебе? Будь они прокляты! — неистовствовал взбешенный Макфай. — Это Нелли, конечно, я знаю, это она.
Он заскрежетал зубами.
— Заткнись! — сказал Томми. — С чего это ты стал называть имена? Я же тебе не говорил, кто. Так что не слишком бросайся словами, а не то берегись, — бросишься в собственную могилу!
Макфай нерешительно ходил взад и вперёд по комнате.
— Что ты собираешься делать, Томми? — горестно спросил он наконец. — Не можешь же ты оставаться здесь вечно. Что ты собираешься делать?
— Томми останется, пока не придут те двое молодцов, из которых ты жмёшь деньги. А когда они придут, будем жать вдвоём.
Макфай не знал, что ответить на эти откровенные слова, потому что любой ответ только ухудшил бы его положение. Он бросил быстрый взгляд на альков и, что-то ворча, отошёл в ту часть сарая, где за перегородкой находился чулан с выходом на двор. Оглядев альков, Дик заметил в задней части оконце и сообразил, что Макфай собирается шмыгнуть во двор, чтобы убедить Шейна и его самого незаметно выбраться через это оконце.
Томми не стал удерживать Макфая. Он только прислушался и, когда тот постучал тарелкой о тарелку, создавая впечатление, будто готовит еду, Томми бесшумно поднялся с кресла, осторожно поставил бутылку на пол и ножом, извлечённым из-за пояса, начал медленно приподнимать половицы. Но Макфай, который отодвигал засовы на задней двери, решил взглянуть на Томми, прежде чем улизнуть во двор; он высунулся из-за перегородки и, увидев, что делает Томми, оцепенел от ярости, мгновение поколебался, а затем вернулся в чулан.
Там он вытащил револьвер из-под своих лохмотьев, взвёл курок и повернул щёлкнувший при этом барабан, чтобы под курком оказался боевой патрон. Обычно при ношении револьвера в камеру, которая находилась под курком, патрона не вкладывали, чтобы избежать несчастных случаев.
Затем, держа в руке револьвер со взведённым курком, Макфай тихонько вошёл в комнату. Но, несмотря на осторожность Макфая, Томми услышал скрип половиц и поднял голову с беспечной полупьяной усмешкой.
— Всё равно. Придётся тебе поделиться. Видишь, Томми знает, где ты держишь деньжата.
Но тут его челюсти сжались, и он уставился на револьвер, направленный ему прямо в сердце. Что-то в выражении глаз Макфая подсказало Томми, что мешкать нельзя; он почувствовал возрастающий страх и злобу старика, палец которого уже нажимал курок.
В то же мгновение, быстро схватив нож за лезвие указательным и большим пальцем, Томми запустил его в Макфая. Тот отпрянул, но лезвие уже вонзилось ему между рёбер. Револьвер стукнулся об пол.
— Так, так, — произнёс Томми странным пронзительным голосом. — Так, так, Макфай. Не вини меня в этом. Ты сам напросился. Так, так!
Наклонившись, Томми стал пальцами отдирать половицы, но остановился, когда из-под ногтей у него показалась кровь. Он лихорадочно осмотрелся в поисках предмета, который мог бы послужить ему рычагом. Не найдя ничего подходящего, Томми подошёл к мертвецу и встал над ним, растерянно улыбаясь и облизывая губы.
— Ты ведь сам напросился на это, Макфай, — бормотал он. — Не вини меня теперь. Я хочу только взять обратно свой нож. Он мой, а не твой.
Он вытащил нож, отёр его о рваную рубашку Макфая и снова принялся приподнимать доски.
— Мы не можем оставаться здесь и смотреть на это, — весь дрожа, прошептал Дик.
— Нет, — ответил Шейн, кладя руку на плечо Дика, чтобы успокоить его. Он слышал, как потрескивает ящик комода, о который опирался Дик.
Как ни слаб был этот звук, Томми тоже его услышал.
— Кто там? — крикнул он, вскочив на ноги.
— Убирайся к чёрту, Томми! — заорал во весь голос Шейн. — Мы всё видели.