Воздух исчез. Он не мог сделать вдох. Его разум отвергал всё, что он слышал. Он собирался снова увидеть Наталию. Держать монстра на руках, слушая, как она болтает о школе, и о своей мечте, и о том, когда же наконец у них сможет появиться домашний питомец. Всё это оставалось правдой. Всё это не могло измениться. Не так быстро. Не так окончательно.
- Плюс, это придаст известности Губернатору Сонг, - сказал Оверстрит. Он встал. - Мне очень жаль, но могло быть и хуже. Вы могли попасть в Загон.
Он поднял пистолет.
- Подождите! - сказал Сингх. - Подождите. Вы верите во всё это? В то, что моё убийство поможет достичь всех этих целей?
- Я офицер Лаконианской Империи, Губернатор Сингх. Я верю в то, во что мне велено верить.
Глава пятьдесят первая
Драммер
Прошло три месяца, прежде чем Сердце Бури прибыл на перевалочную станцию на Лагранже-5. Народный Дом пришел вслед за ним, как слуга, ожидающий подходящего момента, чтобы принести свои поклоны.
За эти долгие, сюрреалистические недели, система изменилась до неузнаваемости. По крайней мере для Драммер. Капитуляция союзных судов стала примером, которому последовал флот коалиции. Да, Буря всё-таки пострадала от полученных ударов, и подтверждением тому служили некоторые признаки - нестабильность тепловой сигнатуры, нежелание трансформировать корабль в режим порта, решение не ускоряться больше, чем на одну пятую g. Но всё это не имело значения. Если Лакония и была окровавлена, покоренной она точно не была. Чего Драммер не могла сказать о себе.
Новая армада кораблей, пришедшая вслед за Тайфуном к Медине, остановилась там меньше чем на день, прежде чем пройти через врата в Солнечную систему. Это были уже не такие большие корабли, с более знакомым дизайном, но числом менее дюжины, они хозяйничали теперь по всей системе. В новостях не появилось ничего, кроме названий новых эсминцев класса "Регент Лаконии" - Даскелл, Акерманн, Эканджо, Смит, - и информации об их местонахождении. Где они, и куда могут направиться.
Ганимед и Япет, вдохновленные бог знает каким донкихотским импульсом, заявили, что не сдадутся, независимо от того, что говорят Союз и Коалиция. Два новых корабля отправились на каждую из станций, и вызывающие заявления вскоре умолкли. Независимых новостных лент, призывающих к борьбе против Лаконии, становилось всё меньше, а их призывы становились всё неувереннее. Станция Церера организовала комитет по встрече, и когда Эканджо пришвартовался к ней, картина губернатора Цереры, пожимающего руку капитану Лаконии, стала символом момента. Символом капитуляции. Двое улыбающихся мужчин. Конец одной эпохи, и начало другой.
Корабль, прибывший для сопровождения Народного Дома, назывался Стовер, а под "сопровождением" подразумевалась "оккупация".
К этому моменту Народный Дом принял обратно большинство граждан, бежавших перед битвой. Не всех, конечно. Некоторые из эвакуационных кораблей рассеялись по небольшим поселениям и астероидам. Затерялись по-тихому, в надежде, что при поддержке всего дюжины кораблей, Лакония проглядит их. Возможно, такой подход даже сработал. Для тех, кто вернулся в Город в пустоте, Капитан Роумен Перкинс стал новым лидером. Он был старым марсианским мужчиной с коротко стриженными седыми волосами и кожей цвета полированного дуба, с простецким тягучим говором Долины Маринер, добрыми глазами, и с группами реагирования из десантников в силовой броне, готовых превратить любые его пожелания в закон, под своим началом. Когда он заявился в её офис, он был так любезен, что занял кресло посетителя на противоположной стороне её стола, пока они разговаривали. Эта небольшая вежливость, вкупе со всем остальным, только подчеркивала, каким абсолютным было её поражение. Лакония пришла не для того, чтобы запугивать или принижать. Перкинсу было безразлично, потеряет ли он лицо в её глазах. Он пришел, чтобы взять то, что хотел. А хотел он абсолютной власти, и собирался её получить. Мягко - хорошо. Менее мягко - тоже хорошо. Ей оставили иллюзию того, что выбор за ней.
И она выбрала.
Домашний арест был лучше, чем заключение. Её кровать, одежда, личные файлы, и доступ, хотя и без разрешения на трансляцию, и с цензурой Лаконии, просматривающей любые потоки входящих данных. Она боялась момента, когда Саба попытается связаться с ней, и тем самым выдаст себя, но сообщений от него так и не было. Она допускала, что задержание и сотрудничество Президента Транспортного Союза полезно для Перкинса, Трехо и Дуарте. Её домашний арест, военное сопровождение для занятий в спортзал, еда, которую приносили лаконианские солдаты, - всё это было частью истории о победе, транслируемой на тринадцать сотен миров, как предупреждение о том, что следует вести себя хорошо. Перед Лаконией не устоял даже Союз. Даже Марс. Даже Земля. Так какая же надежда может быть у любого колониального мира?