Похоже, список мог продолжаться бесконечно. И каждый выбор, сделанный им, - приказ Шторму выступать, несмотря на предупреждение Дэвенпорта о недоукомплектации, отправка Джеймса Холдена в Лаконию, вместо допроса с пристрастием о подполье, убеждение Трехо сдвинуть расписание перехода Бури в Солнечную систему - привел его к этой точке. На каком-то уровне, каждое решение было ошибочным. Какими бы мудрыми они ни казались тогда, какими бы незначительными и тонкими не были просчеты в суждениях, окончательное доказательство было неопровержимым. Он относился к людям Медины, пытаясь позиционировать себя их лидером, вместо того, чтобы быть их начальником. Смотрителем зоопарка. И они отплатили ему насилием, смертью и бесчестностью. Всё это он получил сполна.
Нельзя было остаться в стороне от неудач. Все они случились во время его боевого дежурства, и потому были проблемой, исправлять которую предстояло ему. И дело не только в Медине. Теперь он это видел. Его обязанности заключались в координации империи отсюда, с её форпоста. Подполье потребуется сокрушить, куда оно не сбежало. Где бы оно не вынырнуло из свежей навозной кучи, оставшейся после кончины союза. Он думал о Медине, как о центральной станции, с которой всё начнется, логистическом сердце, питающем славное будущее человечества.
Он ошибался.
Его система зачирикала, оповещая о входящем запросе. Он оглядел себя в мониторе, пригладил волосы, поправил китель. Через мгновение осмотр был закончен. В конце концов, это первые дни реабилитации его карьеры.
Он принял запрос, и на экране появилось лицо женщины. Чуть выше парил маленький указатель, напоминающий ему, кто это и кем является для него.
- Лейтенант Гилламет, - сказал он решительно.
- Контр-адмирал Сонг с Глаза Тайфуна, запрашивает закрытую линию связи с вами, Губернатор.
- Конечно, - сказал он. Монитор замерцал. Он снова поправил китель, и сразу поймал себя на этом. Признак неуверенности в собственной безопасности, даже если он единственный, кто об этом знает.
Появилась Контр-адмирал Сонг. Широкий рот растянут в вежливой улыбке. Световая задержка почти не ощущается. Доказательство того, что Тайфун почти подошел к вратам.
- Губернатор Сингх, - сказала она. - Рада вас видеть.
- Взаимно, - ответил он.
- Мы приближаемся к кольцу, - сказала Сонг, и отвела взгляд. - Мне очень жаль, но, учитывая все недавние события, я должна спросить вас. Можете ли вы заверить меня, что наш проход будет безопасным?
Сингх откинулся в кресле. "Разумеется", - готово было сорваться с его языка. "Тайфун сможет пройти через ворота, и не будет никакого корабля-ренегата, за секунду до этого проскользнувшего через другие ворота, чтобы изменить безопасную кривую. Вы и ваша команда уцелеете в путешествии, и займете своё место защитников пространства колец."
Но он проглотил эти слова. Ещё один маленький надрез на его душе, признание, что уверенности нет.
- Я не получал новых предупреждений от службы безопасности, - сказал он. - Мы не наблюдаем никаких кораблей на подходе к другим вратам, и у нас нет оснований подозревать, что какие-либо радикальные элементы могут вмешаться. Но если вы хотите, я проконсультируюсь с моим начальником службы безопасности, чтобы убедиться, что мы сделали всё, что в наших силах, чтобы минимизировать ваш риск.
- Я была бы признательна, - сказала Сонг, и её тон подразумевал: "Сожалею, что приходится просить об этом".
- Безопасность вашего корабля и команды - самое главное сейчас, - сказал Сингх. - Я понимаю вашу осторожность.
- Я останусь на орбите ворот, пока мы не получим разрешения, - сказала Сонг. - И.. спасибо, Губернатор. Я ценю это.
Он кивнул, и сбросил соединение. Она не доверяла ему. Разумеется. Он сам себе не доверял.
Десантники, сопровождавшие его при осмотре доков, шли смешанной группой, - половина в силовой броне, половина в стандартной баллистической защите. Даже если подполью удалось бы снова отключить броню, - что по заверению Оверстрита, было невозможно - все равно остался бы охранник, готовый взять на себя защиту. Сингх ненавидел, что им пришлось изменить протокол. Он ненавидел вспоминать о страхе от осознания, что остался без прикрытия, и он ненавидел, что этот страх никогда не исчезнет полностью. Он все ещё не понимал, как подполью удалось даже узнать о протоколах противодействия мятежам, а тем более, как удалось их взломать. Неужели кто-то из лаконианцев стал перебежчиком? Неужели они были настолько беспечны? У него не было возможности определить, каким образом произошла утечка. Очередное маленькое оскорбление, ещё один надрез на коже.