Восстание против современного мира

Наконец, нужно сказать, особенно касательно Италии, что в так называемых сеньориях (эквивалентах или преемниках коммун) нужно видеть другой аспект новых настроений, ясным барометром которых является «Государь» Макиавелли. Вождем считался человек, способный править не на основании посвящения, благородного происхождения и воплощения высшего принципа и традиции, а от своего имени, применяя хитрость, насилие и средства «политики», которая тогда рассматривалась как «искусство» —как лишенная щепетильности техника, в которой честь и истина не значили ничего; религия стала в конечном счете лишь инструментом, одним среди многих. Данте верно сказал: «Italorum principum... qui non heroico more sed plebeio, secuntur superbiam» («итальянские государи... поступают в своей гордыне не как герои, а как простолюдины»). [838]Таким образом, сущность такого управления была не «героической», а плебейской; древний virtus сошел на этот уровень также, как и чувство превосходства как над добром, так и над злом тех, кто правил на основе нечеловеческого закона. С одной стороны, здесь возрождается тип древних тираний; с другой —в своих многочисленных формах выражается тот разнузданный индивидуализм, который характеризует эти новые времена. Наконец, здесь в радикальном смысле предвосхищен тип «абсолютной политики» и воля к власти, которая в более поздние времена будет осуществляться куда более масштабно.

Этими процессами окончилась средневековая эпоха реставрации. В некотором роде гинекократическая южная идея утвердилась вновь; мужественный принцип, кроме вышеуказанных крайних форм, обладал в ней только материальным (то есть политическим и светским) смыслом, даже когда воплощался в личности монарха; напротив, церковь осталась хранительницей духовности в «лунной» форме набожной религии, и, максимум, в форме созерцания —в монашеских орденах. Подтверждая такое расщепление, стали преобладать привилегии крови и земли или проявления простой воли к власти. Неизбежным следствием этого стал партикуляризм городов, отечеств и различных национализмов. За этим последовало зарождающееся восстание демоса, коллективного элемента, дна традиционного общественного порядка, стремившегося овладеть нивелированными структурами и объединенными органами государственной власти, созданными в течение предшествовавшей антифеодальной фазы.

Борьба между «героическим» мужественным принципом и церковью, характеризовавшая Средние века лучше всего, закончилась. С этого момента западный человек будет жаждать независимости и освобождения от религиозных уз лишь в отклонившихся от традиции формах, что можно назвать демоническим переворотом гибеллинства, предопределенным с принятием лютеранства германскими князьями. Говоря в общем, Запад как цивилизация освободился от влияния церкви и католического мировоззрения лишь благодаря обмирщению под эгидой натурализма и рационализма, а также восхваляя как символ завоевания обеднение, свойственное точке зрения и воле, не признающей более ничего за пределами человека и того, что обусловлено человеческим элементом.