Восстание против современного мира

Уже указывалось на то, что одной из причин интереса, питаемого большевистской идеологией к Америке является то, что она поняла, насколько успешно при данном типе цивилизации техницизм способствует идеалу обезличивания. Моральный стандарт соответствует стандарту американской практики. Общедоступный комфорт и перепроизводство в обществе потребления как отличительные черты Америки оплачиваются ценой миллионов людей, низведенных до роли рабочих автоматов, воспитанных в духе доведенной до крайности специализации, сужающей умственные горизонты и притупляющей всякую восприимчивость. Место древнего ремесленника, для которого любое ремесло было искусством, вследствие чего каждое изготовляемое им изделие несло на себе печать своего творца и всегда являлось делом собственных рук, что предполагало личное, непосредственное, качественное знание своего ремесла, занимает орда париев, служащих бездумными придатками механизма, вследствие чего и сами рабочие (за исключением тех, кто занимается починкой машин и знает их секреты)становятся всего лишь одними из таких механизмов, работающих в автоматическом и однообразном режиме. В этом вопросе Сталин и Форд протягивают друг другу руки и круг замыкается: стандартизация, присущая всякому механическому и количественному продукту, требует стандартизации его потребителя, однообразия вкусов, прогрессирующего сведения разнообразия человеческих типов к небольшому числу, что неизбежно приводит и к стандартизации мышления. Все в Америке способствует этой цели: конформизм, выражающийся в терминах «реальности» (matter-of-fact) и единомыслия (likemindedness), становится паролем на всех уровнях существования. Поэтому, если удается устоять заслонам, возведенным для удержания волны организованной преступности и других диких форм «сверхкомпенсации» (мы уже говорили в этом отношении о битниках), американская душа, всячески облегчаемая от груза раздумий о смысле жизни, катящаяся по накатанным, ясным и надежным рельсам, становится простой и естественной подобно овощу, защищаемая ото всякого столкновения с трансцендентным прочными заслонами «животного идеала» и спортивно-оптимистическим видением мира.

Таким образом, можно сказать, что большинство американцев по большому счету опровергают картезианский принцип «Cogito, ergo sum»: [878] они «не мыслят, но существуют», и более того, представляют собой опасных существ, так как в некоторых случаях их примитивизм значительно превышает примитивизм «советского человека», в которого пытаются превратить славян.

Естественно, общая уравниловка затрагивает и взаимоотношения полов. Советской эмансипации женщины в Америке соответствует феминистская дурость, являющаяся логическим следствием торжества «демократии», сопровождающейся материалистическим и прагматическим вырождением мужчины. Распад американской семьи с уже ставшими привычными бесконечными разводами происходит в том же стремительном темпе, как и в обществе, где вместо мужчин и женщин остались только «товарищи». Женщины, отрекшиеся от самих себя, с верой в свое возвышение за счет исполнения различных мужских функций; женщины, кажущиеся невинными в своем бесстыдстве и всего лишь заурядными в своих самых диких извращениях, в алкоголе пытаются найти разрядку своим подавленным и извращенным природным влечениям. [879] Юноши и девушки, постоянно смешивающиеся в товарищеском и спортивном общении, похоже, более не способны воспринимать полярность и стихийную притягательность противоположного пола. Эти явления отмечены чисто американской печатью, хотя их заразное распространение по всему миру почти не позволяет распознать их истоки. В настоящее время если в этом отношении и существуют какие-то отличия от того, что творится в этой области в коммунистическом мире, то они свидетельствуют о куда худшем положении дел в Америке —по сути торжеству гинекократии: в Америке и других англосаксонских странах любая женщина и девушка считают совершенно естественным то, что за ними признается право на своего рода моральное превосходство и неприкосновенность [880] .